Он будет придерживаться своего первоначального плана: скажет о перчатке директору и пусть тот сам решает, что с ней делать.

Эд нашел бутылку «Лизола», взял её с полки и понес из комнаты. В коридоре он остановился, закрыл и запер за собой дверь, затем, слегка озадаченный, остановился. Он знал, что хотел пойти в кабинет мистера Кинни и что-то ему сказать, но хоть убей, не мог вспомнить, что именно.

Он посмотрел на руку, пошевелил пальцами, и забытое почти вернулась к нему. Но потом всё о чем он думал померкло, обратилось в ничто.

Ну и ладно. Рано или поздно вспомнит.

Эд взял швабру, «Лизол» и начал мыть коридор, ведущий к столовой.

Четыре

Лиза проснулась в больнице. Где-то рядом раздавалось ритмичное пульсирующее пиканье современной медицины в действии. Но ни голосов, ни людей она не слышала. Лиза села, огляделась и обнаружила, что находится в длинной белой комнате, заставленной букетами цветов, стоящими в ряд вдоль стены. Ни мебели, ни медицинских приспособлений в комнате не было. Рядом с кроватью — стена миниатюрных телеэкранов, каждый монитор был сплошь залит красным цветом. Лиз моргнула. Это не было похоже ни на одну больничную палату, что она когда-либо видела.

Чувствуя легкое головокружение, Лиза поднялась с постели. Увидела окно за кроватью. Она подошла к нему и выглянула, но за квадратом стекла увидела другую больничную палату, идентичную её собственной, за исключением того, что стены и кровать были красные, а стена миниатюрных телевизоров показывала сплошную белизну.

На кровати лежала кукла Барби в человеческий рост.

Лиза отвернулась от окна и через всю комнату побежала к выходу. Она распахнула дверь и рванулась в коридор, но тут же, возле стены, остановилась. Всё здесь было неправильным, пугающе смещённым, резко угловатым. Пол, стены и потолок соединялись под странно острыми углами, шахматная плитка пола была двигающейся оптической иллюзией. Металлические стыки инвалидного кресла в центре коридора, скреплялись искривленными соединениями, которые казались невозможными.

— Помогите! — закричала Лиза. Эхо её голоса по мере удаления изменялось: вместо того чтобы ослабеть и затухнуть, оно становилось ниже и увереннее, пока не вернулось к ней в поистине ужасающем образе и звучании.

Она побежала по больничному коридору прочь от эха, миновала комнату со стеклянными стенами. Эта была палата новорождённых, но кроватки и колыбельки были разломаны и опрокинуты, а постельное белье изрезано в клочья. Освещения не было, но, даже мельком глянув, она увидела брошенные на пол маленькие неподвижные тела. На полке у окна, были рассажены шесть или семь голых младенцев, личики которых смотрели в противоположную от стекла сторону. На безволосых затылках детских головок были вырезаны окровавленные треугольники глаз и носов, злобные ухмыляющиеся рты тыкв-фонарей.

Лиза побежала быстрее, завернула за угол, и там перед ней стоял монстр в человеческом обличье, самое страшное существо, которое она когда-либо видела.

Фредди.

Фредди.

Она понятия не имела, откуда ей известно его имя, но она его знала.

И, хуже того, она знала, чего Фредди хочет.

Ей хотелось закричать, заплакать, хотелось убежать, исчезнуть, но она могла лишь стоять как вкопанная, разглядывая стоящее перед ней… существо. Её сердце билось в груди как безумное, стучало так бешено, что казалось, что оно скоро лопнет.

Лиза почти желала этого.

Фредди стоял, сцепив руки за спиной и слегка покачиваясь на пятках. Его лицо было гротескной мешаниной сросшейся рубцовой ткани. Он уставился на нее маленькими холодными глазами и улыбнулся, обнажив неровные ряды мелких, странно детских зубов, побуревших от гнили и почерневших от огня. Мясистый язык в черной дыре его рта, шершавый под слизистой поверхностью, был кроваво-красным, и он похабно скользнул по плоскому куску расплавленной кожи, который был его губами.