Мясистый язык в черной дыре его рта, шершавый под слизистой поверхностью, был кроваво-красным, и он похабно скользнул по плоскому куску расплавленной кожи, который был его губами.
— Лиза, — сказал Фредди, и его голос был низким нечеловеческим рычанием. — Я тебя ждал. Ты почему так долго?
Он шагнул вперед, вытаскивая руки из-за спины, и теперь она видела, что на одной руке пальцы сделаны из лезвий, длинных сверкающих лезвий, поблескивающих в стерильном холодном свете больницы. Они щелкали друг о друга со смертоносной точностью.
— Я знал, что мы столкнемся в одну из этих ночей. В одну из этих старых безумных ночей.
При его приближении Лиз почувствовала запах крови, крови и гнили, и этот запах больше всего остального придал ей смелости отвернуться от него и убежать.
Фредди рассмеялся скрежещущим, звучащим как наждачная бумага на стальной щетине звуком, который разросся и пронесся эхом по коридорам.
Она пробежала один коридор, затем другой. Повернула направо, повернула налево. Затем забежала за угол…
…и оказалась в огромном помещении, заполненном металлическими трубами, ржавыми резервуарами и вибрирующим оборудованием. Лиза остановилась. Воздух был затхлый и холодный, наполненный тяжелой давящей атмосферой, не имеющей ничего общего с физическими элементами окружения. С потолка высоко над ней свисали десятки гремящих цепей.
Многие из них заканчивались крюком на конце.
Был слышна ритмичная вибрация, оглушающий шум, который при приближении становился громче, интенсивнее, и на его фоне другой звук, гораздо более тихий и пугающий. Пронзительный скрип металла о металл.
Звук царапающих по трубе лезвий.
Лиз хотела убежать, хотела спрятаться, но проходы между оборудованием выглядели одинаково, и она знала, что Фредди может прятаться в любом из них. Она сделала глубокий вздох и начала кричать так громко и так долго, как только смогла.
Проснувшись, она всё еще кричала.
Когда Лиза вышла к завтраку, ночной кошмар всё ещё был с ней. Обычно она забывала свои сны сразу после пробуждения. Она не могла вспомнить, разве что смутно, даже хорошие сны, те которые хотела запомнить: про медвежью шкуру, домик в сосновом лесу и про Фила Хогана. Но этот кошмар застрял в её сознании, и убрать его оттуда было невозможно. Прошлой ночью она даже почувствовала, что он снова возвращается, как только она начала засыпать, и Лиза заставила себя бодрствовать всю ночь, чтобы быть уверенной в том, что кошмар не приснится ей снова.
Фредди.
До недавнего времени это имя казалось ей глупым и немного забавным. На ум приходили Флинстоуны, или возможно «Фредди и мечтатели» из старых записей матери. Но этим утром имя казалось ей зловещим, как в том ночном кошмаре, ассоциировалось с извращенным насилием и смертью.
Лиза скользнула на стул, сделала глоток из стакана с апельсиновым соком, что поставил перед ней отец, и начала рыться в газете в поисках развлекательной странички.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил её отец. Это он прошлой ночью первым прибежал в её комнату, он первым обнял её, успокаивая.
— Да, — устало кивнула она.
— У тебя же больше не было кошмаров, не так ли?
Она подумывала сказать правду, сказать, что не ложилась больше спать, но решила, что не хочет его беспокоить.
— Нет.
— Это хорошо. — Он поставил перед ней коробку хлопьев и тарелку с ложкой. — Позавтракай на скорую руку. Сегодня мне нужно уехать на работу пораньше. Поедешь со мной, или тебя снова подвезут Кит и Елена?
— Наверное, поеду с Кэти. Сегодня мама позволила ей взять «Т-берд».
— «Т-берд», вот как? Вам двоим лучше не ездить снимать парней.
— В семь утра? Ты серьезно, папа?
— Я всё равно вас проконтролирую, — сказал он с ухмылкой. |