– Во врут бабы. Наши, родимые, у нее стоят. Где я вам импорт возьму? Он дорого стоит.
– Так опять же у соседа сверху, у покойного Виктора Артемьева, еще пара в кранах осталась.
– Не пойму я тебя…
– Прекрасно понимаешь, Муравьев.
– Докажи ка.
– Не знаю, куда ты дел бумажники, но доллары Коростылева и Артемьева пропить явно не успел: запоя с прогулами не было.
Я еще ничегошеньки не уразумела, а Балков с Юрьевым уже стояли в выставочных стойках возле двери. Более нервный и порывистый Борис облизывал пересохшие губы.
– Слышь, инвалид… – вдруг охрип слесарь.
Замахиваться на вооруженного костылем Измайлова сантехническим инструментом бесполезно. Тем более, что Балков и Юрьев всегда готовы обеспечить шефу устойчивость. Пока парни что то специфическое делали с Колей Муравьевым в ванной, Измайлов заглянул в комнату, увидел меня и коротко велел:
– Брысь.
Я, как была босиком, пустилась наутек. Сзади слабели вопли слесаря: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Получилось, я для Славки Ивнева старался…»
Измайлов позвонил в восемь вечера. Двенадцать часов прошло. Всего или целых?
– Поля, ты у меня туфли забыла.
– Да, и мне их остро не хватает.
– Так спускайся в тапочках, по домашнему.
– А в подъезде никого больше…
– Зайчиха ты, Поля. Ладно, высылаю Балкова встречать.
«В тапочках…» Скажет тоже. Будто у меня одна пара туфель. Принарядившись поненавязчивей, я вспомнила, что Измайлов не дает Сергею и Борису спиртного. Но ведь арест преступника – событие и, следовательно, повод?
Очухался мой телефон.
– Полина, – заорал в трубку Слава Ивнев, – я остался жив. Кольку Муравьева повязали! Приходи ко мне пьянствовать, обмоем это дело в скопившейся пыли. Мы с Норой уже такие косые!
Мне хотелось спросить, не тянет ли булыжник за пазухой. Но человек остался жив, стоит ли лезть к нему с обидами?
– Слава, я искренне за вас рада. Но вы вдвоем боролись за спасение, вдвоем и отмечайте.
Сомнений больше не было. У них праздник, и у нас праздник. Я достала бутылку шампанского и вышла. Сергей терпеливо дожидался меня, дымя на ступеньках.
На столе у Измайлова шампанское, однако, уже стояло.
– Она всегда с чем нибудь, но со своим, – засмеялся Юрьев. – Вот теперь, Полина, обе бутылки и выпьешь.
– А вы?
– Мы для тебя достали. Сами мешать не будем.
– Значит, мне не показалось, что от Сергея пахнет водкой?
– Балков, я ведь просил тебя держаться от нее подальше, – насупился Измайлов.
– Да она за версту чует, Виктор Николаевич, – приписал мне спаниельи способности щедрый Сергей.
– Перестаньте, иначе я умру от нетерпения. Как вы додумались до слесаря?
– Это все полковник, – сказал Борис.
И я простила ему подковырки и выпады против меня, потому что он смотрел на Измайлова тепло, как честолюбивый отец на сыночка вундеркинда. Я воззрилась на полковника, как амбициозная мать. Но ему это не понравилось.
– Что ты уставилась на меня зверем? – спросил он.
– А почему вы не рассказываете?
– Я тебе? Но про слесаря ты мне все рассказала.
– Вы вроде не много пили, Виктор Николаевич, а симптомы белой горячки явные.
Сережа Балков наловчился выталкивать наши с Измайловым забуксовавшие отношения из любой колдобины:
– Поля, Муравьев сохранил у себя бумажники с визитными карточками и деньгами Коростылева и Артемьева. И здорово сглупил у Виктора. Но, если бы полковник его не вычислил, мы бы об этом даже не догадались. |