Я им объяснил, что никого не арестовываем, что нужно сдать лишь оружие и уничтожить списки повстанцев. В Красногорской волости также сдали оружие, распустили повстанцев и сами арестовали двух офицеров и передали их нам.
Меня отозвали в Тюмень. Вместе с начальником ЧК Студитовым. В губкоме РКП (б) секретарь обвинил меня за то, что не арестовал крестьян. Он говорил, что вы, товарищ Кошкин, отпускаете бандитов по домам, а они убили секретаря горукома Оловянникова. Я заявил, что расстрелять крестьян -можно, но кто хлеб будет сеять, беднота не сможет нам помочь, только зажиточные крестьяне смогут дать хлеб.
Товарищ Студитов заявил, что он полностью поддерживает меня, что я правильно сделал, обошелся без жертв и не обозлил крестьян.
В это время прибыл начальник гарнизона т. Козленко, с ним командир Вятской военной школы. Козленко потребовал дать орудие, иначе он не сможет взять станцию Вагай. Секретарь губком а был согласен дать орудие, но Студитов возразил, так как это может привести к тому, что разрушит весь вокзал, водокачку и дома, что недопустимо.
Секретарь губкома настаивал на том, чтобы дать шестидюймовку и разрушить все.
Студитов обратился ко мне за советом.
Я сказал, что можно обойтись без крови. У меня в деревне есть знакомые зажиточные крестьяне, и с ними надо поговорить, так как они затеяли восстание и сами не рады. Надо вывести крестьян из восстания, и они дадут нам хлеб, так сак основную массу, 50 процентов, составляют зажиточные крестьяне, поэтому надо их привлечь на нашу сторону.
Студитов посоветовал взять роту хорошо вооруженных красноармейцев. Секретарь губкома утверждал, что с одной ротой я ничего не сделаю, так как у них там 500 человек.
Я получил в распоряжение роту военкомата. Меня с ротой подвезли к разъезду, последнему от Вагая.
Ночью пришли мы в деревню, поставили посты. Вызываю трех мужиков, приходят их жены. Я поинтересовался, почему, где их мужья. Они говорят, что мужья воюют в Вагае. Я сказал им, чтоб они ехали за мужьями, привезли их, что их никто не арестует. Вскоре прибыли сами мужики. Я им заявил, что завтра в 3 часа подъедет бронепоезд и будет бить по вокзалу, по водокачке, по домам. Нужно к 12 часам распустить всех повстанцев, сдать винтовки и патроны, списки уничтожить, офицеров арестовать.
Мужики так и сделали. Мы изъяли 160 винтовок, 15 обрезов, ящик патронов...»
Жизнь подтверждала правильность методов убеждения.
4 февраля в Ялуторовске узнали о восстании крестьян в Ингалинской волости. Там арестовали коммунистов и руководителей волисполкома, разоружили и избили милиционеров. В Ингалинское немедленно выехал председатель уездного исполкома, член губкома партии Петров. Волисполком осадила полуторатысячная толпа возбужденных крестьян. На требования Петрова – разойтись, сдать оружие, освободить арестованных – они отвечали угрозами. Началась длинная, жаркая словесная перепалка. И все-таки Петров уговорил крестьян освободить арестованных. Однако оружие восставшие не сдали.
В 7 часов вечера состоялся крестьянский сход, на него прибыли крестьяне из соседних волостей. Обсуждали вопросы: а) о причинах бунта, б) разверстка, ее значение и экономические причины, в) лесозаготовительная кампания, г) текущие дела.
По словам очевидца, сход не отличался сдержанностью. В воздухе висела ругань. Несмотря на крайнюю степень возбуждения крестьян, Петрову удалось доказать им бессмысленность бунта
Сход закончился в час ночи. Крестьяне сдали оружие, арестовали зачинщиков и главарей. Петров благополучно вернулся из утихомиренного Ингалинска.
Однако Тюменский губком партии и губисполком слышать не хотели о мирных путях борьбы. Партийная «головка» губернии осуждала тех, кто искал бескровный путь подавления Восстаний. Памятуя многократно повторенное Лениным: «кулак – наш враг», которого можно и нужно только давить, вешать, стрелять, недавний продотрядовец Аггеев благословлял начавшееся восстание, видя в нем неотвратимый желанный повод свести счеты с непокорным сибирским мужиком. |