Глядя на него, она сказала — или только попыталась сказать «нет», — и тогда он произнес низким голосом: «Продолжай». Она затрясла головой, но он по-прежнему не спускал с нее глаз, и лицо его стало добрым. «Продолжай», — тихо повторил он. Она смотрела на него, ей было бесконечно страшно. И казалось, он понимает, в каком она состоянии, потому что доброта все явственнее проступала на его лице; он кивнул:
— Прошу тебя, продолжай.
Они наблюдали друг за другом, и его глаза — он носил большие очки без оправы — выглядели ласковыми и какими-то беззащитными. Кайли зажмурилась и снова потрогала свою грудь. Когда она открыла глаза, его уже не было.
Кайли торопливо застегнула блузку и вскочила с дивана. Она вытерла всю пыль, но щеки по-прежнему горели; моя полы на четвереньках, она чувствовала, что ей не хватает воздуха. В голове у нее звучала одна и та же фраза: «О господи, о господи».
Уходя, она не сразу заметила конверт на коврике у входной двери и едва не наступила на него, а наклонившись, увидела на конверте свою фамилию. Взяла конверт и на улице, завернув за угол, вскрыла его. Внутри лежали три купюры по двадцать долларов.
Кайли опять терзал страх, но теперь уже иного рода. Сунув конверт с деньгами в задний карман, она поехала прочь из города. «О господи, о господи», — повторяла она.
Когда она вернулась домой, мать спросила:
— Где ты была?
Кайли ответила, что после уборки у Рингроузов каталась на велике, погода ведь отличная. А потом села за пианино и начала играть — о, как она играла! Сонаты Моцарта одну за другой, с наслаждением погружая пальцы в зернистую почву его музыки; она играла и играла.
За ужином мать сказала:
— Ты почти не притрагиваешься к пианино после смерти отца. Оно тут стоит и только место занимает.
— Я буду играть, — возразила Кайли. — Пожалуйста, никому его не отдавай.
* * *
На следующей неделе лил дождь. К Рингроузам Кайли ехала в плаще, натянув капюшон на голову и отчаянно крутя педали, и все равно вымокла, пока добралась до их дома, — и опять ни малейшего намека на присутствие кого-нибудь из супругов. Она вытерлась, как сумела, кухонным полотенцем и принялась за работу: развела в ведре средство для чистки дров, и когда, встав на колени, провела тряпкой по дровам в камине… ей что-то послышалось… Она подняла голову. Мистер Рингроуз стоял ровно на том же месте, что и в прошлый раз, на плечах его голубой рубашки темнели редкие капли дождя, но глаза за мокрыми стеклами очков были хорошо видны. Он просто стоял и смотрел на нее, а она молчала. Вскоре он слегка кивнул, и она села на пятки, положила руку на свою грудь, и он снова едва кивнул. Тогда Кайли медленно встала, вытирая руки о джинсы, сделала шаг-другой, опустилась на жесткий диван и расстегнула блузку, на сей раз не спуская глаз с мистера Рингроуза. Кайли казалось, что все это происходит не с ней, когда она медленно снимала блузку, затем лифчик, и воздух словно сгустился у ее голых грудей, а дождь упорно барабанил в окна.
— Спасибо, — хрипло произнес мистер Рингроуз.
На коврике у входной двери опять обнаружился конверт с наличными.
* * *
Когда Кайли была маленькой, она спросила мать, красивая она девочка или нет, и мать ответила:
— Ну, на конкурсе красоты тебе не победить, но и в парад уродов тебя тоже не возьмут.
Однако незадолго до смерти отца Кайли пригласили поучаствовать в конкурсе красоты. Учительница физкультуры отозвала ее в сторонку и спросила, не хочет ли она поехать в Ширли-Фоллз, чтобы посоревноваться за титул «Мисс Кураж», от чего отец Кайли пришел в ярость:
— Ни об одной моей дочери не будут судить по ее внешности!
Он очень рассердился, и Кайли сказала учительнице, что «нет, она не сможет поехать», и в общем-то ей было все равно, участвовать в конкурсе или нет. |