— Доктор, а? Знаете, я бы поставил его на последнее место…

Вера покачала головой.

— О, нет! Две смерти были вызваны отравлением. Это указывает на врача больше, чем на кого бы то ни было. И потом есть факт, в котором мы абсолютно уверены. Миссис Роджерс выпила снотворное, которое он ей дал.

Ломбард признал:

— Да, верно.

Вера настаивала:

— Если доктор сошел с ума, подозревать его начнут не сразу. И врачи часто работают слишком много и испытывают чрезмерное напряжение.

Филип Ломбард сказал:

— Да, но сомневаюсь, что он смог бы убить Макартура. Того краткого времени, на которое я его оставлял, ему не хватило, да, не хватило бы, если только он не бегал туда и обратно как угорелый; сомневаюсь, что он достаточно хорошо тренирован, чтобы это сделать незаметно.

Вера сказала:

— Тогда он его и не убивал. Шанс предоставился позднее.

— Когда?

— Когда он пошел звать генерала к ленчу.

Филип снова очень тихо присвистнул и сказал:

— Значит, по-вашему, он это все делал? Хладнокровие нужно немалое.

Вера нетерпеливо заявила:

— А какой тут был риск? Он единственный человек из нас, обладающий медицинскими познаниями. Он может поклясться, что человек был мертв, по крайней мере, час, и кто сможет опровергнуть его слова?

Филип задумчиво посмотрел на нее.

— Знаете, — сказал он, — ваша идея совсем недурна. Хотел бы я знать…

— Кто он, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто он?

Лицо Роджерса дергалось. Его руки сжали кусок кожи для полировки.

Экс-инспектор Блор ответил:

— Э, парень, вот в чем вопрос!

— Его светлость сказал, один из нас. Но который? Вот что я хочу знать. Кто тот дьявол, который скрывается за человечьей личиной?

— Это, — заявил Блор, — как раз то, что мы все хотели бы знать.

Роджерс проницательно заметил:

— Но у вас есть идея, мистер Блор. Есть же у вас идея, а?

— Может быть, идея-то и есть, — медленно отозвался Блор. — Но от идеи до уверенности долгий путь. Может быть, я ошибаюсь. Я могу лишь сказать, что, если я прав, тот человек хладнокровный наглец… очень хладнокровный наглец, что и говорить.

Роджерс вытер испарину, выступившую на лбу, и хрипло произнес:

— Прямо как дурной сон какой-то.

Блор, с любопытством глядя на него, поинтересовался:

— А у вас самого есть какие-нибудь идеи, Роджерс?

Дворецкий покачал головой и хрипло сказал:

— Не знаю. Ничего не знаю. И боюсь поэтому до смерти. Боюсь, потому что понятия не имею…

Доктор Армстронг бурно заявил:

— Мы должны отсюда выбраться… должны… должны! Во что бы то ни стало!

Господин судья Уогрейв задумчиво выглядывал из окна курительной комнаты, поигрывая шнурком от своего пенсне.

Он сказал:

— Я, конечно, не намереваюсь брать на себя роль предсказателя погоды, но должен заявить: крайне маловероятно, что лодка сможет до нас добраться — даже если бы людям было известно о том затруднительном положении, в котором мы оказались… менее чем за 24 часа — и то только в том случае, если стихнет ветер.

Доктор Армстронг уронил голову на руки и застонал.

Он сказал:

— И тем временем нас запросто могут всех перебить прямо в собственных постелях?

— Надеюсь, что нет, — ответствовал господин судья Уогрейв. — Я намереваюсь принять все меры предосторожности во избежание подобной участи.