Совсем скоро кто-то другой из них умрет… Но не Уильям Блор. Уж он об этом позаботится.

(Но револьвер… Что же с револьвером? Вот что волнует — револьвер!)

Блор сел на кровать, нахмурив лоб, кожа вокруг его маленьких глазок сморщилась — он раздумывал над загадкой револьвера…

В тишине он услышал, как внизу пробили часы.

Полночь.

Теперь он немного расслабился… даже лег. Но он не разделся.

Он лежал и думал. Просматривал все дело с самого начала, методично, внимательно — как бывало, когда служил в полиции. Тщательность всегда в конце концов вознаграждалась.

Свеча догорала. Убедившись, что спички были под рукой, он ее задул.

Как ни странно, в темноте он испытывал тревогу. Словно страхи тысячелетней давности пробудились и боролись за обладание его мозгом. В воздухе перед глазами плавали лица — лицо судьи, увенчанное серой шерстью… холодное мертвое лицо миссис Роджерс… перекошенное пурпурное — Энтони Марстона.

Другое лицо — бледное, в очках, с маленькими усами соломенного цвета. Лицо, которое он когда-то видел… но когда? Не на острове. Нет, гораздо раньше.

Странно, что он не мог вспомнить, чье оно… Глупое лицо… харя какая-то.

Конечно!

Вспомнив, он испытал шок.

Лэндор!

Странно думать, что он полностью забыл, как выглядел Лэндор. Только вчера он пытался вспомнить его лицо и не смог.

И вот теперь он видел его, четко видел каждую черточку, словно они встречались только вчера.

У Лэндора была жена… худая, хрупкая женщина с обеспокоенным лицом. И ребенок, девочка лет четырнадцати. Впервые он захотел знать, что с ними сталось.

(Револьвер. Что произошло с револьвером? Это было гораздо важнее.)

Чем больше он думал, тем больше запутывался… Он совсем ничего не понимал в этом деле с револьвером.

У кого-то в доме есть револьвер…

Внизу часы пробили один раз.

Мысли Блора прервались. Неожиданно насторожившись, он сел. Он услышал звук — очень слабый звук — где-то возле двери своей спальни.

Кто-то двигался по окутанному тьмой дому.

Испарина выступила на его лбу. Кто тихо и молча крался по коридорам? Кто бы это ни был, он мог держать пари: намерения этого человека были далеко не благородными!

Бесшумно, несмотря на громоздкое телосложение, он соскользнул с кровати, двумя шагами добрался до двери и прислушался.

Но звук не повторился. Тем не менее Блор был убежден, что не ошибся. Он действительно слышал шаги возле своей двери. На его голове зашевелились волосы — он вновь ощутил страх…

Кто-то крался в ночи.

Он прислушался, но звук не повторился.

И тогда его захватило новое искушение. Он хотел, отчаянно хотел выйти и разузнать, в чем дело. Если бы только он мог увидеть, кто крадется в темноте.

Но открыть дверь значило поступить, как дурак. Вполне вероятно, другой именно этого и ждал. Может быть, он даже сделал так, чтобы Блор услышал то, что услышал: а вдруг выйдет разузнать, в чем дело? Блор напрягся — прислушивался. Теперь он уже слышал целый сонм звуков — треск, шорох, таинственный шепот, но его упрямый реалистический разум знал, чем они были в действительности — плодами его собственного воспаленного воображения.

И потом неожиданно он услышал звук, родившийся не в его воображении. Шаги, очень мягкие, очень осторожные, но ощутимые для ушей человека, прислушивавшегося всеми силами, как Блор.

Они мягко проследовали по коридору (комнаты Ломбарда и Армстронга были расположены дальше от лестницы, чем его), они без колебаний миновали его дверь.

И тогда Блор решился.

Он должен посмотреть, кто это был! Шаги определенно направлялись к лестнице.