Изменить размер шрифта - +
Я заставляю себя жевать помедленнее. Как же вкусно! Гораздо лучше, чем все, что я ел после возвращения! Фелиция заваривает чай и садится напротив меня. Ест она мало, жует будто через силу, а потом отодвигает тарелку.

— Очень вкусно, — говорю я.

— Как ты там живешь? Откуда берешь хлеб? Ты ведь не ходишь в город.

— Вполне справляюсь.

Наверное, в моем голосе звучит грубость, хотя и ненамеренная, потому что она опускает взгляд и берет в руки чайник. Я жалею об этом. Она выглядит усталой и скованной — может быть, замерзла. В доме сыро и холодно — теперь, когда мы немного посидели, это стало еще очевиднее. Этот дом всегда был теплым. Когда мистер Деннис строил его, то установил отопительную систему, равной которой не было во всем графстве. По крайней мере, так он сам говорил. Внизу, под домом, находился котел, а к каждой комнате вело хитросплетение труб. Трубы проходили внутри стен, доставляя тепло в спальни. В полу были вентиляционные отверстия с решетками, через которые поднимался теплый воздух. Тот же самый котел нагревал воду, поступавшую по трубам в ванные и спальни наверху. Когда я рассказал об этом школьным приятелям, они мне не поверили. Казалось волшебством, что можешь в любое время отвернуть кран, и из него польется горячая вода. Мистер Деннис был достаточно богат, чтобы не беспокоиться из-за цен на уголь и кокс.

По этой причине в доме установили только один камин, внизу, в маленькой комнате, где раньше была гостиная миссис Деннис. Она любила огонь, и муж решил ее побаловать. Дом большой и холодный, и лишь в одной комнате Фелиция может посидеть с относительным комфортом.

— Почему ты не зажжешь плиту? — спрашиваю я.

— Тебе холодно?

— Было бы холодно, если бы я здесь жил.

— Ее зажгут завтра. Долли ее погасила, чтобы хорошенько почистить и натереть графитом. У меня есть газовая горелка. В доме обычно тепло, но что-то случилось с котлом. Нужно, чтобы кто-нибудь его посмотрел, но тут никто не разбирается в этой системе.

Она снова пожала плечами с безразличием, которого не выразят никакие слова.

— Кто раньше смотрел за котлом?

— Берт Розуолл, но его призвали через несколько месяцев после тебя. Мой отец показал Джошу, как обращаться с котлом, но котел постоянно выходит из строя, когда Джош пытается его разжечь.

— Я могу взглянуть, если позволишь.

— Правда?

— Мы в армии много в чем поднаторели. Там учат быть мастерами на все руки.

Она опускает взгляд.

— Я не хотела сказать, что ты не умеешь, Дэн…

Она впервые назвала меня Дэном.

— Малышка не мерзнет? — спрашиваю я.

— Нет. Она спит со мной, а у меня в спальне горит огонь. Ей вполне тепло.

 

Меня не волновали сырость и холод. Меня не волновала муштра. Еда была лучше, чем я привык, однако я помалкивал, когда остальные ворчали и сравнивали ее с той, что готовили их мамаши. Я начищал свои ботинки и ремень, маршировал, вгонял штык в соломенное чучело, а оно подпрыгивало и дергалось. Тем временем шла война, о которой знал сержант Миллс, а мы — нет. Каково это — убить человека или идти под неприятельским огнем, который ведется для того, чтобы убить тебя? Я особо не размышлял об этом. Каждый день был сам по себе, а Боксоллский лагерь составлял отдельный мир между Мулла-Хаусом и войной. Я думал, что все будет хорошо, даже когда начались газовые учения. Зеленый юнец, что с меня взять. А потом были учения по оказанию первой помощи, не имевшей ничего общего с той первой помощью, которую я увидел во Франции. У нас был манекен, который не шевелился, не орал, не истекал кровью и не вонял дерьмом из-за того, что у него вываливались внутренности. Нас учили накладывать жгуты и пользоваться индивидуальными пакетами, нам втолковывали, что газ еще долго залегает во впадинах, у самой земли, даже когда мы уверены, будто он рассеялся.

Быстрый переход