— Очень хорошо, милорд.

Дворецкий проводил его в ту же самую комнату, где Коннолл ожидал ее вчера. Да, было еще рано, но с учетом того, как Эванджелина воспринимала его, он хотел продемонстрировать, что не обязательно пьянствует каждую ночь.

Эванджелина Манроу. Боже милосердный, какой у нее рот! Она относится к тому типу женщин, которых он избегал как чумы. В его жизни было и без того много неожиданных зигзагов, чтобы еще и каждый разговор превращать в баталию. И, тем не менее, он здесь снова, уже второй раз за двадцать четыре часа. Вероятно, он слишком много путешествовал в последнее время, и плохие дороги растрясли ему мозги.

— Я не знаю, должна ли я вам сказать «доброе утро» или «добрый вечер», лорд Роли, — раздался за его спиной хрустальный женский голос.

Он повернулся и не смог сдержать улыбки, увидев, что она одета в строгий прогулочный костюм и голову ее украшает элегантная шляпка.

— Сегодня это «доброе утро», — ответил он, изобразив легкий поклон. — Я пришел извиниться.

— Мы уже установили, что вы были пьяны, милорд. Пожалуйста, не мучьте себя.

— Прошу извинить меня за то, что не смог танцевать с вами вчера вечером. Я собирался прийти, но неожиданно явился друг и попросил меня о помощи по весьма срочному делу. — Конечно, у Фрэнсиса Хеннинга почти все было срочным, но в данном случае он почувствовал искреннее отчаяние друга.

На мгновение что-то мелькнуло в ее карих глазах. Удивление?

— О! — пробормотала она, отступая. — Нет нужды извиняться. Я и не ожидала, что вы будете помнить о своем намерении, а тем более — присутствовать на рауте.

Коннолл сделал шаг к ней, игнорируя хмыканье гувернантки.

— Я ничего не забыл и собирался прийти. Именно по этой причине я приношу сейчас извинения.

— Я… в таком случае я принимаю их. — Эванджелина откашлялась. — А сейчас, вы меня извините, я опаздываю на утреннюю прогулку.

— Я присоединюсь к вам. Она сделала еще шаг к выходу.

— В этом нет необходимости, милорд. Вы мне ничего не должны.

— Я ничего не предлагаю, кроме своего присутствия и своего ума, которые имеют приятную репутацию. После вас. — Он жестом предложил ей пройти в холл.

Эванджелина вначале нахмурилась, но затем сказала:

— Хорошо, только я хожу очень быстро.

Коннолл взял плащ, перчатки и шляпу и, следуя за ней к двери, предложил руку.

— Я предпочитаю, чтобы мои руки оставались свободными, — сказала Эванджелина и повернула в сторону Гайд-парка.

Он пристроился за ней следом.

— А я предпочитаю, чтобы мои руки были заполнены, — отреагировал он.

— И в мозгах была бы каша. Коннолл вздохнул:

— Видимо, вы не верите мне, однако состояние, в котором вы нашли меня вчера, для меня нехарактерно.

— Вы правы, я не верю вам. Судя по всему, вы чувствовали себя вполне непринужденно на улице и целовали меня так, словно мы оба были обнаженными. Или, скорее, вы и эта Дейзи.

Коннолл поморщился:

— Я попросил бы вас впредь не упоминать это имя в связи с моим. — Если он нуждался в каком-то напоминании о том, насколько пагубно быть в таком непотребном состоянии, в каком он пребывал вчера, то он его получил.

Эванджелина взглянула искоса на него:

— А что, вы так беспокоитесь о своей так называемой репутации?

— Нет, я беспокоюсь о ее репутации. — Он втянул в себя воздух. — У нее дурной вкус! Она вечно влюбляется в джентльменов, которые далеки от того, чтобы обожать ее.