— Уходите! — закричала Эванджелина. Он засмеялся, покачав головой:

— Если я ошибаюсь, то, пожалуйста, поправьте меня.

— Если вы не уйдете, уйду я. — Топнув ногой, она повернулась и направилась к дому.

Коннолл смотрел, как Эванджелина удалялась в сторону канделябров, льющих желтый свет, затем сел на каменную скамью, которую освободили она и Дэпни. Проклятие! Как могла женщина, столь настойчивая и умная, как Эванджелина Манроу хотеть — даже не хотеть, а активно искать — товарища, который не мог предложить ей ничего, кроме пустой оболочки? Доход, титул и… что еще? Руку, на которую опереться?

Что бы она ни искала, очевидно, он не попадал в эту категорию. А это означало, что он мог либо отступиться от нее и позволить заполучить ее Редмонду или Дэпни, либо сделать шаг вперед и доказать ей, что она не понимает, что делает.

Он потер рот рукой. Бежать с поля боя было не в его натуре. И он не был готов позволить Эванджелине Манроу уйти, чего бы она там, как она считает, ни хотела.

Глава 7

— Я не хочу его надевать, — сказала Эванджелина, сердито глядя на деревянную шкатулку на туалетном столике.

— Но сегодня на вечере будут все, — возразила мать. — У тебя никогда не появится лучшей возможности продемонстрировать его. И, кроме того, ты выглядишь так элегантно в платье цвета сапфира с голубым бриллиантовым ожерельем.

— Я уже решила надеть жемчуга. — Нервно потирая кончики пальцев, Эванджелина отодвинула шкатулку подальше.

Все могло быть простым совпадением, подумала она. Вероятно, так оно и было. Но когда на ней был «Соланум», она испытала два очень неприятных поцелуя и предложение, которое ее обрадовало гораздо меньше, чем следовало бы. В те моменты, когда она откладывала в сторону ожерелье, всякий раз появлялся Коннолл Аддисон. И независимо от того, была ли она сердита на него или нет, ей не нравилась идея о том, что бриллиант определяет, встретятся они или нет.

— Но вечер у Хаулетта — это нечто выдающееся. Эванджелина повернулась лицом к матери:

— Это тебе следовало бы надеть его.

— Что? Я не могу. Рейчел подарила его тебе.

— И я скажу, что оно будет выглядеть на тебе сегодня замечательно, если ты примешь его во временное пользование.

Виконтесса уставилась на шкатулку:

— Это великолепная штучка.

Стараясь скрыть неловкость, Эванджелина взяла шкатулку и подала ее матери:

— Я пока еще не уверена в этом вздоре о проклятии, но я предлагаю сделать вывод тебе.

— В таком случае я надену его.

С легкой улыбкой виконтесса взяла шкатулку и извлекла из нее бархатный мешочек.

— Разговор о проклятии — сущий вздор. Я надеюсь, что причина того, что ты не хочешь его надеть, совсем не в этом.

— Разумеется, не в этом.

— И если бриллиант приносит неприятности, — продолжила мать, — то, возможно, что у кареты лорда Роли отвалится колесо, и мы побудем на балу без его сопровождения.

Дрожь пробежала по коже Эванджелины. Этот мужчина на последнем вечере фактически посмеялся над ней. Она никак не ожидала, что он пришлет ей письмо, напоминающее о том, что он будет в восемь часов, чтобы сопровождать ее и ее родителей на бал к Хаулетту. Виконтесса посоветовала ей отклонить приглашение, но чем больше Эванджелина думала об этом, тем больше склонялась к тому, чтобы проинформировать Коннолла о том, как мало ее интересует его мнение.

Конечно же, она не хотела выйти замуж за слугу.