Он специально перевел тему, чтобы не обсуждать жену?

* * *

– Подожди. – Достаю печенье из своего пакета, обнюхиваю и осторожно пробую. Минуту спустя, когда со мной ничего не случается, разрешаю: – Можно.

Мила вгрызается в угощение. Печенье крошится над ее мешочком. Нежный вкус выпечки в сочетании с грецким орехом радует желудок. Запиваем печенье каждая из своей стеклянной бутылки. Вокруг вода, красивая природа, а мы едим грузинские сладости в моторной лодке. Давно мне так хорошо не было. И спокойно. Иногда мозгу жизненно необходимо отключиться от проблем и ни о чем лишнем не думать.

– Хотите попробовать? – Дядя открывает мешок с чурчхелой. – Выбирайте.

– А твоя Ирмочка не будет возмущаться, что мы ее сладости берем? – не упускаю случая подколоть его.

– Она у меня не жадная.

Не сработало.

– Мне класную. – Мила тычет пальцем в красную чурчхелу. Выбираю зеленую, и мы съедаем их так быстро, что почти не замечаем хруста орехов.

– О-ой, я объелась! – Сестра съезжает на сиденье, расслабив руки и ноги.

Через мгновение она уже спит с приоткрытым ртом и преисполненным блаженства лицом.

– Вот про кого на самом деле писал Грибоедов, – хмыкаю я. – «Счастливые часов не наблюдают» вовсе не про влюбленных.

– Интересное наблюдение, – поддакивает дядя.

Облокачиваюсь на край лодки. Вода настолько чистая, что видны маленькие рыбки. Опускаю пальцы и смотрю, как маленькие волны разбиваются о них.

Стрекочут кузнечики и цикады. С неба опускается вечер.

– Почему ты сразу не сказал про жену? – говорю тихо, чтобы не разбудить сестру.

– Не хотел вас беспокоить.

– По-твоему, если бы мы вошли в дом, где живет еще один незнакомый человек, это бы нас избавило беспокойства?

– Ладно, ты победила. – Тихон вздыхает. – Я старался не думать о ней, пока занимался удочерением и получал другие документы, потому что когда я далеко, то безумно по ней скучаю.

В его голосе звучит неподдельная тоска. Она прокрадывается внутрь меня и касается сердца. Ловлю настроение дяди и таким же тоном замечаю:

– Похоже, ты ее сильно любишь.

– Очень сильно.

– Она хороший человек?

– Это была ее идея. Удочерить вас.

– Значит, ты сам не очень-то этого хотел?

– Я сомневался, потому что для создания семьи нужна ответственность…

А ты эгоист, дядя. Впрочем, чего я ожидала, если мама из-за своей раненой гордости отреклась от семьи? Если ее родители отреклись от нее и нас с Милой? Похоже, отрекаться от всего подряд у нас семейное.

Мы подплываем к причалу в тишине подступающей ночи. Дядя глушит мотор и пришвартовывает лодку. Мы рассовываем мешки Вано по рюкзакам и одновременно поворачиваемся к спящей Миле. Она так устала за день, что до сих пор не проснулась.

– Я могу понести ее, – предлагает дядя, но я опережаю его и поднимаю сестру на руки.

Мне безумно тяжело вылезать из лодки. Спотыкаюсь о бортик и едва не падаю вместе с Милой. Тихон вовремя подстраховывает меня. Опять. Невольно закатываю глаза и благодарю его.

И вот мы снова идем. Кажется, у меня скоро откажут и спина, и ноги. Глаза слипаются. Когда уже эта бесконечная ходьба закончится?

Луна освещает путь. Дядя сворачивает с асфальтированной дороги в высокую траву. У меня нет сил разглядывать очередное дикое поле, и я просто плетусь за ним.

За высокими стеблями наконец проглядывают очертания дома. Мы выходим к нему, и я крепко жмурюсь – так ярко бьет в глаза свет.