— В таком случае, я должен получить от мистера Ньюланда удостоверение, что он никому мстить не будет.

На это я согласился. Карбонель послал за фиакром, и когда мы ехали домой, то он читал мне мораль за неблагоразумный мой поступок и взял с меня обещание быть в другой раз осторожнее. Так счастливо окончилось это дело, которое некоторое время заставило меня заниматься своим туалетом и не смотреть в окошки карет, но все-таки прежняя мысль преследовала меня, и я был грустен. Однажды я шел с майором, который, почитая меня помешанным, почти не выпускал без себя никуда. Я увидел опять ту же карету с тем же гербом, с тем же носом на лице особы, в ней сидящей.

— Вот он, вот он! — закричал я.

— Кто он? — спросил майор.

— Человек, который так похож на отца моего.

— В карете? Да это епископ, мой приятель. Что за странная идея у вас, Ньюланд! Это почти сумасшествие. Не смотрите так, пойдемте.

Однако я все еще не мог оторвать взгляда от кареты до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так как я теперь узнал, кто сидит в экипаже, или, по крайней мере, могу узнать, то успокоился немного. Я рассказал обо всем Тимофею и, посмотрев в адресе-календаре, где жил мнимый двойник моего отца, на другой же день, одевшись с чрезвычайным тщанием, ускользнул от бдительности майора и после завтрака тотчас же отправился в Портленд-Плес.

— Милорд, — сказал я моему двойнику с каким-то особенным чувством, — позвольте мне несколько минут с вами поговорить.

— Это мой секретарь, сэр, и поверенный, от него я не скрываю никаких тайн. Впрочем, я не имею никакого права требовать, чтобы он был и для вас тем же. Мистер Темпль, будьте так добры выйти на минуту.

Секретарь вышел. Епископ показал мне стул и попросил сесть. Я посмотрел ему в лицо, и мне казалось, что нос его был совершенно как мой; даже прочие черты лица, по моему мнению, походили на мои. Я совершенно был уверен, что отыскал отца и достиг конца своих розысков.

— Вы согласитесь, милорд, — продолжал я, — что в юности мы часто вступаем в связи неблагоразумные и предосудительные и слишком поспешно удовлетворяем своим желаниям.

И я посмотрел ему пристально в глаза.

— Совершенно справедливо, молодой человек, и часто случается, что мы горько раскаиваемся в их последствиях.

— Согласен. Но в таком случае мы должны переносить последствия, как бы они дурны ни были.

— Когда мы делаем дурно, мистер Ньюланд, — ответил епископ, посмотрев на карточку и потом на меня, — то видим, что не только подвергаемся наказанию в будущей жизни, но и на этом свете. Надеюсь, что вы не страдаете от такого несчастья.

— К сожалению, отцы часто бывают наказаны в их детях, и таким-то образом я несчастлив как сын.

— Милостивый государь, — ответил мне епископ. — Извините, что я принужден буду вас остановить. Время для меня дорого. Если вам нужно что-нибудь важное сообщить мне или хотите спросить о чем, то говорите; впрочем, в деньгах вы, кажется, не нуждаетесь. Но прошу вас, объяснитесь покороче.

— Постараюсь покороче, как только могу, но прежде позвольте спросить у вас несколько слов, на которые, я уверен, вы ответите справедливо и сообразно вашему сану. Не были ли вы женаты в молодости и не были ли тогда в стесненных обстоятельствах?

Епископ удивился.

— Признаюсь, мистер Ньюланд, это довольно странный вопрос, и я не знаю, к чему ведет он. Что вы хотите сказать этим? Впрочем, я могу ответить на него. Да, я женился в моей молодости и тогда не был богат.