Почему речь зашла о Корфу, Том впоследствии вспомнить не мог, так как определенной нити разговор их потом уже не имел — они просто болтали без разбору обо всех событиях, происшедших с тех пор, как они виделись в последний раз, а ведь виделись они еще до летних каникул, и, значит, накопилась масса всего, что надо было обсудить. На Тома нашло удивительно разговорчивое настроение, он был болтлив, как давно, а может быть, и вообще никогда не бывал. Дядя Джек располагал к этому, обладая редкой смесью терпимости и строгости — прекрасное сочетание в глазах Тома, которому нравилась и надежность дяди Джека, и его твердые принципы.

— Как подготовка к конфирмации? — спросил Бразерхуд.

— Хорошо, спасибо.

— Ты теперь взрослый, Том. Никуда не денешься. В некоторых странах тебя бы уже обрядили в солдатскую форму.

— Я знаю.

— Чем ты будешь заниматься, еще не решил?

— Окончательно нет, сэр.

— Все еще метишь в Сэндхерст?

— Да, сэр. И в дедушкин полк меня бы взяли, если б я выдержал испытания.

— Значит, предстоит зубрежка, да?

— Да, я уже начал, сэр.

Тут дядя Джек придвинулся ближе и понизил голос.

— Не знаю, должен ли я тебе это говорить, сынок, но все же скажу, потому что, думаю, ты уже научился хранить секреты. Научился?

— Мне доверяли множество секретов, и я никому не говорил ни слова, сэр.

— Твой отец на самом деле находится на секретной работе. Я думаю, ты уже догадался об этом. Правда?

— Вы ведь тоже на секретной работе, да, сэр?

— И работа его очень важная. Но он должен о ней помалкивать. Во имя блага своей страны.

— И во имя вашего блага, — сказал Том.

— Многое в его жизни скрыто от посторонних глаз.

— А мама знает?

— Вообще-то знает. Но в деталях — очень мало. Так мы работаем. Если иной раз тебе кажется, что папа лжет и увиливает, что-то скрывая, ты можешь быть совершенно уверен, что дело тут в его работе и верности присяге. Для него это большое напряжение. Как и для всех нас. Секретность изматывает.

— Это опасно? — спросил Том.

— Временами. Вот почему мы даем ему телохранителей. Вроде тех парней на мотоциклах, что следовали за ним в Греции и ошивались возле его дома.

— Я их видел! — взволнованно воскликнул Том.

— Вроде того высокого и тощего с усами, что подходил к нему на крикетном матче…

— Да, да, подходил! В соломенной шляпе!

— А бывают задания у твоего отца настолько секретные, что ему приходится совершенно скрываться. И даже телохранители не знают его адреса. Знаю его лишь я. Но больше никто в мире не знает и не должен знать. И если этот инспектор опять придет к тебе или мистеру Керду, или кто-нибудь другой придет, ты должен сказать им все, что тебе известно, и тут же сообщить об этом мне. Я оставлю тебе номер особого телефона, и мистеру Керду оставлю. Твой отец достойный человек, ему надо помочь, и помощь эту он получит.

— Рад это слышать, сэр, — сказал Том.

— Теперь еще одно. В письме, которое он написал тебе, речь тоже шла об этих вещах?

— Не знаю. Я не до конца его прочел. Там было много насчет перочинного ножа Сефтона Бойда и какой-то надписи в преподавательской уборной.

— Кто этот Сефтон Бойд?

— Мой друг. Он учится со мной.

— Он что, и папин друг тоже?

— Нет, папа дружил с его отцом. Они тоже вместе учились.

— Ну а что ты сделал с этим письмом?

Бог весь что.