— Знала, что у него есть другая жизнь. Жизнь очень важная. Что он на службе.

— На нашей службе?

— На службе у тебя, Джек. У Управления. А ты про кого подумал? Про американцев, что ли?

— Почему ты вдруг заговорила об американцах? Он питает предубеждение против американцев?

— С чего бы это? Он работал в Вашингтоне.

— Это еще не повод не питать предубеждений. Могло, наоборот, укрепить его в них. А Ледереров в Вашингтоне вы знали?

— Разумеется, знали.

— Но ближе сошлись с ними потом, верно? Я слышал, что с нею вы не разлей вода.

Сейчас он проглядывал записи на те дни, что ей еще предстояли. Завтрашний и послезавтрашний.

— Ты не возражаешь, если я оставлю это себе?

Мэри возражала, и даже очень. Второго ежедневника у нее не было. Как и второй жизни. Она выхватила у него ежедневник и заставила его ждать, пока она перепишет на листок бумаги свое будущее: коктейль у Ледереров… ужин у Динкелей… окончание школьного семестра у Тома… Она дошла до «6.30 вечера П.» и пропустила запись.

— Почему этот ящик пустой? — спросил Бразерхуд.

— Я не знала, что он пустой.

— А что в нем было?

— Старые фотографии. Сувениры. Пустяки всякие.

— С каких пор он опустел?

— Не знаю, Джек. Не знаю! Не мучь меня, хорошо?

— Он клал в чемодан бумаги?

— Я не видела, как он собирает вещи.

— И не слышала, как он внизу складывает чемодан?

— Нет.

Зазвонил телефон. Рука Мэри мгновенно потянулась к телефонной трубке, но Бразерхуд тут же ухватил ее запястье. Не выпуская ее руки, он шагнул к двери и окликнул Гарри, а телефон тем временем все звонил. Был уже четвертый час утра. Кто, черт побери, мог это быть, в четыре часа утра, кроме Магнуса? Мысленно Мэри молилась так громко, что заглушала крики Бразерхуда. Телефон все звал и звал ее, и она была уверена теперь, что нет ничего в ее жизни важнее Магнуса, его и ее семьи.

— Это же может быть Том! — воскликнула она, вырываясь. — Пусти меня, черт тебя дери!

— Но может быть и Ледерер.

Гарри так и скатился вниз. Она успела насчитать всего два звонка, прежде чем он возник в дверях.

— Подключись к звонку, — приказал Бразерхуд громко и четко. Гарри исчез. Бразерхуд выпустил руку Мэри. — А ты, Мэри, говори подольше. Растяни разговор. Ты ведь знаешь, как такие штуки делаются. Вот и делай.

Подняв трубку, она сказала:

— Резиденция Пима.

Никто не ответил. Сильные руки Бразерхуда направляли ее, вели, побуждали говорить. Она услышала металлический щелчок и прикрыла трубку рукой.

— Это может быть условный сигнал, — выдохнула она. И подняла палец, показывая один щелчок. Затем второй. Третий. Да, это сигнал. Они делали так в Берлине — два щелчка значат то-то, а три — то-то. Тайный язык, на котором общается агент и база. Она сделала большие глаза, как бы спрашивая у Бразерхуда, что ей теперь делать. Он покачал головой, показывая, что и сам не знает.

— Говори, — одними губами произнес он.

Мэри глубоко вздохнула.

— Алло! Говорите громче, пожалуйста.

Спасением оказался немецкий.

— Это резиденция советника британского посольства Магнуса Пима. Кто у телефона? Говорите, пожалуйста, вы будете говорить? Мистера Пима сейчас нет. Если хотите что-нибудь передать ему, пожалуйста. Если нет — позвоните попозже. Алло!

«Еще! — знаком приказал Бразерхуд. — Дай мне еще времени».