— Разволновался, — машинально поправила его Мэри. — Не кричи так громко, Том, наверное, папа где-нибудь пристроился работать.

— И там еще был потрясающий бэтсмен, — сказал Том, — и звали его Филлиппи. Такого бэтсмена Том в жизни не видел. Он отбил восемнадцать мячей в одном верхнем броске, и все прямо рты поразевали, а папа даже не замечал ничего, так он был занят разговором с этим ласковым.

— Откуда ты знаешь, что он был такой ласковый? — спросила Мэри со странным раздражением в голосе. — И говори потише.

В оранжерее не было света, но случалось, Магнус сидел там в темноте.

— Он говорил с ним как отец, мама. Как старший и очень спокойно. И все предлагал папе, что отвезет его на своей машине. А папа отказывался. Но тот не сердился на него, ничего такого не было, потому что он слишком для этого умный. Он ласково так разговаривал и улыбался.

— Что еще за машина? Какие-то дикие фантазии, Том, и ты сам это знаешь!

— «Вольво». «Вольво» мистера Калуменоса. Там был один за рулем и второй — сзади, и машина следовала за ними, по ту сторону изгороди, когда они делали круги вокруг площадки. Честное слово, мама! Этот тощий ничуть не сердился, ни капельки, видно, папа нравился ему, так казалось. И не потому, что он брал папу за руку. Просто он папе друг. Больше, чем дядя Грант. Скорее, как дядя Джек.

Вечером Мэри спросила об этом Магнуса. Вещи были сложены, и ее охватила предотъездная лихорадка, ей не терпелось посмотреть афинские музеи.

— Том говорит, что к тебе пристал какой-то нудный тип на крикетном матче, — сказала Мэри, когда они выпивали перед сном — довольно крепко после трудного дня.

— Разве?

— Какой-то малыш. Все ходил и ходил за тобой вокруг площадки. По его рассказу судя, это мог быть какой-нибудь муж-ревнивец. У него усы, если Том не придумал эту деталь.

Магнус начал что-то смутно припоминать.

— Ах да, верно. Какой-то надоедливый старикашка англичанин все лез ко мне, чтобы показать свою виллу. Хотел во что бы то ни стало добиться своего. Недомерок чертов!

— Он говорил по-немецки, — сказал Том на следующее утро за завтраком, когда Магнус ушел на прогулку.

— Кто говорил по-немецки?

— Этот худой, папин друг. Ну, тот, кого папа встретил на крикетном матче. И папа отвечал ему по-немецки. Зачем он называет его старикашкой англичанином?

Тут Мэри как с цепи сорвалась. Давно она не была так зла на Тома.

— Если тебе так интересно слушать наши разговоры, входи, черт тебя побери, и слушай, а не прячься за дверью, как шпион!

Потом она устыдилась своей вспышки и играла с Томом в теннис почти до самого катера. На катере Тома жутко мутило, а когда они прибыли в Пирей, у него поднялась температура. И она чувствовала себя бесконечно виноватой. В афинской больнице доктор-грек поставил диагноз: аллергия на креветок, диагноз был идиотский, так как Том терпеть не мог креветок и не дотрагивался до них; к тому времени лицо у него раздуло, как у хомяка, и они взяли в гостинице дорогой номер и уложили Тома в постель с ледяным пузырем.