И совершенно случайно, по словам Сида, такой точкой опоры явилось неожиданное содействие сестры мистера Маспоула Флоры. «Ну уж Флору-то ты должен помнить!» Разумеется, я помнил Флору. Флора была отличной девчонкой и любимицей жокеев, которых восхищала ее выдающаяся грудь и выдающаяся щедрость, с какой она распоряжалась этим сокровищем. Но истинной ее привязанностью, как напомнил мне Сид, был некий Доббс, правительственный чиновник. И однажды в Эскоте за стаканчиком — папа твой, Пострел, при этом не присутствовал, он вел деловые переговоры — Флора ни с того ни с сего роняет, что Доббси вообще по профессии архитектор и что это помогло ему получить его теперешний важный пост. «Что же это за важный пост такой?» — вежливо осведомляются «придворные». Флора мнется. Длинные слова — не ее стихия. «Оценка и назначение компенсации», — говорит Флора, произнося слова так, что видно: значение этих слов ей не совсем понятно. «Компенсация за что, милочка?» — расспрашивают «придворные», навостряя уши, потому что от компенсации еще никто не умер и это вещь не вредная. «За ущерб, причиненный бомбардировкой», — отвечает Флора, поглядывая вокруг сердито и неуверенно.

— Дело ясное, Пострел, — говорит Сид. — Доббси седлает свой велосипед, пробирается к разбомбленному дому, а потом звонит на Уайтхолл. «На проводе Доббс, — говорит, — я ставлю двадцать тысяч, и никаких разговоров». И в правительстве они там платят как миленькие! Ну, каково! — Сид тычет пальцем мне в колено — излюбленный жест Рика. — Потому что Доббс — это сама беспристрастность, и ты, Пострел, обязан это помнить!

Мне смутно припоминается и этот Доббси — пришибленный коротышка, враль, терявший всякий контроль над собой от двух фужеров шампанского. Помню, как мне велели быть с ним поучтивее — да Пим только и делал, что проявлял учтивость.

— Сынок, если мистер Доббс подойдет к тебе с какой-нибудь просьбой… ну, вот если он захочет эту картину со стены — дашь ему эту картину. Понял?

Пим много дней потом разглядывал эту картину — на ней были изображены корабли и красное море в сумеречном свете, но Доббси так и не попросил этой картины.

Стоило только Флоре за столом поделиться своим потрясающим секретом, — продолжает Сид, как с немыслимой скоростью завертелись колеса коммерции. Рика вызвали с деловых переговоров, и была устроена его встреча с Доббси. Оба собеседника оказались либералами, масонами, сыновьями знаменитостей — оба болели за футбольный клуб «Арсенал», восторгались Джо Луисом и считали Ноэля Кауэрда слабаком, обоих преследовало одно и то же видение — как мужчины и женщины разных национальностей и рас устремляются к небесным высотам, где, если посмотреть правде в глаза, места хватит всем — какого бы цвета ни была ваша кожа, какого вероисповедания и каких взглядов вы бы ни придерживались, — эту заранее заготовленную речь Рик произносит часто, неизменно сопровождая ее слезами. Доббс становится почетным членом нашего «двора» и через несколько дней знакомит всех со своим хорошим товарищем и коллегой Фоксом, также желающим послужить на благо человечества и занимающимся земельными участками для возведения на них послевоенной «Утопии». Таким образом, круги заговора расходятся, множась и находя повсеместный отклик.

Следующим благодетелем становится Перси Лофт. Находясь по делам в Центральных графствах, он прослышал про какое-то допотопное Общество Друзей, купающееся в деньгах, и предпринял розыски президента Общества, по фамилии Хиггс — провидению было угодно, чтобы все соучастники заговора носили односложные фамилии, — оказывается, ведь Рик тоже баптист! Разве мог бы он добиться всего, чего он добился, не будучи баптистом! Деньги дает им семейное предприятие, находящееся под попечительством местного адвоката Крэбба, ушедшего на войну в первую секунду, как это только стало возможно, и оставившего деньги расти без присмотра, как им Бог на душу положит.