Они смели ужин и уже второй раз варили кофе, а у Арчи все не кончались вопросы. Графиня, замок Флоренштайн, премьер-министр Али-Шах и Гуго Гесслер интересовали его отнюдь не поверхностно.

— Ну что ж, ты молодец, мальчик, — подвел итог Арчи, выпытав у Сида все, даже про вылазку на крышу и туалеты графини. Лишь старательно обходил тему Гуго.

— Ну, а теперь я должен повиниться, парень. — Полулежа на диване, Арчи закурил финальную сигару. — Старый ворон Келвин далеко не так расторопен, как раньше… Видишь ли, след я взял верно, узнав о шухере с убийством гея в Лос-Анджелесе и вычислив дальнейший путь Гесслера. Понял ведь, что он станет охотиться за тобой, но не рассчитал скорость. Маньяки обычно терпеливы, но под него уже копнули лос-анджелесские сыскари. Я нашел ход через старых приятелей и подбросил необходимую информацию. Интерпол объявил розыск на Гесслера. Но увы, с опозданием на десять часов. Всего десять часов, мальчик! А ведь все могло кончиться далеко не так весело.

— Мне и сейчас не смешно. Но чертовски приятно… Ты когда-нибудь выходил из тюрьмы, Арчи?

— Что-то и я упустил в этой жизни. Ни разу не катался на чертовом колесе в парке и не сидел за решеткой. Больше суток, разумеется, и то по ошибке.

— Тогда ты не поймешь… Очень трудно выбраться на свободу, но какой кайф! Словно родился заново… Я уже думал, что стал настоящим крези. Ведь страх возвращался ко мне. У него была харя Гуго.

— Представляю, каково тебе пришлось, оказавшись в его лапах.

— Не сладко. Говорят, в таких ситуациях напускают в штаны, а я просто заледенел от ужаса. Даже не очень понимал, о чем он все время талдычил. Он бубнил и бубнил, включал Чайковского, разодрал на куски живого лебедя и поедал его внутренности… Брр… А другой, тоже крутой маньяк, затащил Софи на стол, огромный такой, для разделки туш… Я видел все сквозь туман, хотя свет там горел, как на съемочной площадке. Здоровенная лампа-софит на штативе, и шнур черный, толстый, прямо у меня под рукой… Э-эх! Они же видели, что я, как фуфло, валяюсь в навозе, и решили не связывать… Софи завопила, и меня словно пронзило током — такая жуткая злость, ослепительная, как раскаленный добела металл. Все накопившееся во мне — страх, унижение, боль, — превратилось в злость. Ну, просто атомная бомба! И не знаю, как все вышло. Рванул я шнур и одновременно дернулся изо всех сил. Силы-то образовались взрывные, а привязали они меня слабенько в расчете на мое участие в «спектакле»… — Сид проглотил застрявший в горле ком. — Лампа взорвалась, посыпались искры, что-то рухнуло со столба… Он ведь там прикрепил кинокамеру… Наверно, воспламенилась солома, потому что дыму сразу стало — не продохнуть. Но я ничего тогда не видел.

Помню, что схватил Софи за руку и выскочил во двор, к машине. В вождении я ас… Помчались, куда глаза глядят что есть духу. Очухался я на шоссе, идущем вдоль моря. Знаешь, серпантин колечками вьется, а внизу — сплошные камни. Рядом со мной голая девушка, белая, как мел, и ладонями лицо закрывает. Смотрю, нас догоняют, и с недоброй целью. Разгоняются и подрезают к обочине. Скрежет металла, стекло вдребезги… Я увидел Гуго… Он держался за руль, словно за приклад автомата, и целил прямо в меня… Глаза мертвенные, вылезли из орбит и зубы скалятся… Слева обрыв к морю… В какую-то долю секунды я почувствовал, как срываюсь вниз и лечу… Софи сжалась в комок… Я что-то сделал с рулем, как бывало на ралли… Ненавижу грязные игры… Они промахнулись — своротили нам багажник и вылетели за бортик.