На следующий день после случившегося, проведя несколько часов в милиции, где беседовала с прибывшим из Краснодара важным следователем, Анжела допоздна сидела у подруги — возвращаться домой, выслушивать допросы матери и Сашки совсем не хотелось. Они даже немного выпили и попели. Анжелу тянуло на цыганщину: только и твердила, роняя слезы: «И улыбался, и слезы лил он. Бедному сердцу так говорил он… Но… не любил он, нет, не любил он». В темном переулке возле дома Анжелу подкараулила плотная, пышно причесанная, одетая в траур женщина, затащила в заросший смородинными кустами угол детской площадки и прошипела:

— Я знаю все про тебя и Роберта. Не вздумай никому вякнуть о вашей «дружбе». А если вздумаешь ребеночка какого-нибудь на счет Роберта списать — прибью. Клянусь, я испорчу тебе жизнь, шлюха! — Вдова Паламарчука отвесила Анжеле звучную пощечину и удалилась в темноту. Неподалеку хлопнула дверца отъезжающего автомобиля. Анжела присела на край песочницы, прижав ладонь к горящей щеке.

— Поделом тебе, Анжелка. — Над ней возвышался Антон Евсеевич в домашних трениках и вьетнамках. Вокруг хозяина юлила, завернув хвост бубликом, рыжая дворняга Лиска. Великолепный Нептун исполнял свои домашние обязанности и совсем не напоминал американского киногероя.

— Вы видели ее, дядя Антон?

— Видел. И многое другое тоже. Неправильную ты дорожку выбрала, девонька. — Он сел рядом, тряхнув сильной рукой вздрагивающее плечо. — Отца нет, а то задрал бы тебе юбку и врезал хорошенько пониже спины! Э-эх, рыжая… Мой тебе совет — забудь ты этих иностранцев поганых, выходи за Сашку. Он парень маленько горячий, но это пройдет. Сохнет по тебе с детства, бесится.

— «Но не любил он, нет, не любил он, но не любил он меня…» — пробормотала Анжела. — Меня никто не любит. Все только использовать хотят и бьют. — Девушка потерла щеку. — Вот гадина!

— Женщину можно понять. Она мужа потеряла и опасается всяких подвохов. Ты сейчас поскромнее держись, лады? А если будут трудности, ко мне по-соседски подскакивай. Разберемся.

Узнав о беременности, Анжела пришла не к кому-нибудь — к соседу Антону Евсеевичу. Антон чинил в сарае спортивный инвентарь. Повсюду валялись порванные мячи, резиновые круги и автомобильные баллоны, из которых Антон выкраивал заплаты. Резко пахло ацетоном и клеем.

— Вот это дела! — Он ударом ладони вогнал в бутылку с клеем сопротивлявшуюся пробку. — Чей ребенок, хоть знаешь?

Она утвердительно кивнула, не глядя ему в глаза.

— Почти точно.

— «Почти!» — Выдрать бы тебя хорошенечко… И как поступать думаешь?

— Не представляю. Мне второй аборт делать нельзя. Рожать тоже нельзя. Если мать узнает и все здесь — ужас что будет. Уж лучше топиться. Вдова Роберта все равно убьет.

— Не убьет — руки коротки. Утопиться успеешь, воды у нас хватает. Не Сашкин, выходит, грех?

Анжела отрицательно покачала головой:

— Вообще не знаю, куда Александр делся. Говорят, подрабатывать с ансамблем отправился. Расстались мы…

— Все у тебя наперекосяк! — Антон Евсеевич мрачно зашагал по сараю, подбирая обрезки резины. Сел на колесо, задумался. — Давай вот как решим: пару месяцев погоди, волну не гони, расслабься.