Сердце стучало так, что заглушало этот кошмарный скользящий звук. Он хотел поспешить, но...

Чертова палка!

...не смог двигаться быстрее, чем обычно. Старые кости и дряблые мышцы не собирались оказать ему такой услуги даже в столь критический момент.

Палка ударилась о стену. Он вгляделся вперед, и в этот момент его быстро схватили сзади.

Вот оно, подумал Дерек.

Рука, накрывшая его рот, была холодной, просто ледяной, и твердой.

Как лед.

Он вспомнил о Волчьем Каньоне.

В следующее мгновение эта ледяная рука втиснулась ему в рот и полезла в глотку.

Казалось, просто вернулись прежние дни.

По пути Уильям разговаривал с волками и воронами. Они поведали, что во всех поселениях, разбросанных на Территориях, костры и виселицы стали просто обычным явлением. От этих рассказов бросало в дрожь. Лучше было бы ему родиться в каком-нибудь из индейских племен, где его силы и способности нашли бы если не понимание, то по крайней мере достойную оценку и уважение. Но он был белокожим, а потому обреченным жить в балаганном мире с его иррационально рациональной культурой, которая уповала лишь на одного невидимого, непричастного ни к чему бога и относила все сколько-нибудь сверхъестественные проявления на счет Сатаны.

Он передвигался днем, спал ночью и старался не обращать внимания на жуткие звуки, которые доносились из темноты, – стоны, завывания, которые производил не человек, не зверь или ветер, а казалось, испускала сама земля. На этих Территориях было несколько Плохих Мест, мест, где не селились ни белые, ни индейцы, где не жили даже животные. Он проходил по этим местам на своем пути от одного временного пристанища к другому, и у этих Плохих Мест был голос, который разговаривал с ним, безликий голос, одинаковый и в обеих Дакотах, и в Вайоминге, голос одновременно искушающий и пугающий, чарующая мистическая сила, которая умоляла его забыть о себе, бросить свою мелкую ничтожную жизнь и стать одним целым с этой землей.

Он не задерживался подолгу на одном месте, тем более после того, что сделал с отцом Джейн Стивенс в Сикаморе. Он думал о своей матери и вспоминал, насколько тяжко ему пришлось в детские годы, но, во всяком случае, поселения на Западе были менее толерантны, чем более развитые и цивилизованные города на Востоке. Местные люди были менее современны, менее образованны, полны тех же страхов и предрассудков, которыми страдали их предки, и без разбору панически боялись всего, что были не в состоянии понять.

Поэтому он продолжал свой путь. Он жил в Дэдвуде, в Шайенне, в Колорадо-Спрингс, задерживаясь там лишь настолько, чтобы заработать денег, пополнить запасы продовольствия и не успеть вызвать подозрения. Он старался зарабатывать на жизнь охотой, торговлей и подобными респектабельными занятиями, но рано или поздно кто-нибудь так или иначе выяснял, кто он такой, на что он способен, и он вообще перестал им помогать.

В таких случаях он немедленно покидал поселение.

По характеру и в силу обстоятельств он был одиночкой и привык жить один. Так же, как матери, ему были ведомы невидимые силы. Но часто, когда он пересекал обширные пространства, ему становилось страшно. Перемещаясь по этой огромной территории, он понимал, насколько он мал и незначителен, насколько жалки и ограничены его сила, его дар. Под поверхностью этой дикой земли таилась тяжкая, нетронутая энергия. Ее беспрестанные потоки струились по венам размером с реки у него под ногами. Она тяжело нависала в давящей безветренной тишине. Он ощущал ее в огромных мрачных горах, угрюмо столпившихся на горизонте, в густых зарослях старых деревьев, служивших домом далеко не только животным.