Словно если одного кладбища было недостаточно для устрашения, рядом с дорогой, ведущей в город, на покосившемся столбе было укреплено недвусмысленное предупреждение:

КОЛДУНОВ – НА ВИСЕЛИЦУ

Уильям остановил лошадь, посмотрел на знак, потом – вперед, но покосившиеся крыши хижин, обозначавшие окраины поселения, расплывались в жидком мареве раскаленного воздуха, плывшего над равниной.

Он подумал, как давно висит этот знак, сколько его сородичей проигнорировали это предупреждение, это обещание, и продолжили свой путь.

То, что им нужно, подумал Уильям, это – свое собственное место, земля, где они будут хозяевами и будут устанавливать свои правила, где-нибудь вдали от всего и от всех, где смогут жить в мире и избавятся от гонений.

Это казалось фантазией, сном, но он слышал, что мормонам удалось создать для себя такое место, что их пророк провел их через песчаную пустыню в особое место, которое определил им их Бог, в место, где они смогли жить среди себе подобных и свободно устанавливать свои порядки.

Его народ может сделать то же самое. Не такая уж несбыточная мечта.

Но в эти дни их не так-то легко отыскать. Те, кого не убили, пустились в бега, скрываясь, подобно ему, среди дикой природы, либо продолжали жить среди обыкновенных обитателей поселений, храня в глубочайшей тайне свою истинную сущность.

Он снова бросил взгляд на знак:

КОЛДУНОВ – НА ВИСЕЛИЦУ

и повернул лошадь в обратную сторону. Он не ощутил какого-то особого предупреждения, идущего от городка, но кладбище и знак говорили сами за себя. Даже без определенного чувства он мог сказать, что это не тот город, который ему хочется посетить.

Пожалуй, лучше он вернется к подножию холмов и продолжит по ним путь на юг до тех пор, пока не окажется на достойном удалении от этого безымянного сообщества, а потом снова повернет на запад. Шкурки свои он сможет продать где-нибудь еще, в более крупном поселении, где гораздо меньше шансов обратить на себя пристальное внимание.

На всякий случай он накрыл себя защитным заклинанием и пустил лошадь в галоп в сторону холмов.

Майлс оцепенело стоял в центре бурлящей толпы. В этом году Рождество казалось ему дешевым и угнетающе бессмысленным событием, все ему сопутствующее – нарочитым и самодовольно материалистическим. Обычно его веселили традиционные уловки этого времени года, но сейчас он был не в состоянии ничему радоваться. Это напомнило ему Хэллоуин, главный праздник, который нувориши превратили в соревнование по покупкам.

Он тоже пришел в торговый пассаж за подарками. Но в данный момент понял, что покупать особенно нечего. Несколько мелких сувениров для коллег по работе, подарки сестре и ее семье. Вот и все. У него не было ни жены, ни подруги, никого особенно близкого, и хотя обычно он отмечал праздник с отцом, существовали большие шансы за то, что отцу не суждено встретить это Рожество.

Веселых вам праздников.

Майлс тяжело опустился на скамейку перед фронтоном универмага «Сирс», чувствуя на плечах огромную тяжесть.

Теперь он понял, почему люди стараются с головой уйти в работу. Это удерживает их от контакта с тягостными реальностями собственной жизни.

Клер была не из тех, кто оглядывается назад, кто мусолит ошибки прошлого. Как-то она сказал ему, что жизнь – это гонка, и единственное, что тебе остается, – это держаться, смотреть вперед и нестись до конца. А оглядываться назад и смотреть, где ты был и что делал – слишком больно. Самое лучшее – лететь дальше, радоваться каждому новому повороту, новому подъему, новому спуску, новому... чему угодно.

Он задумался, придерживается ли она до сих пор этой философии. Означает ли это, что она никогда не вспоминает о нем, стерла все воспоминания – хорошие или плохие – об их семейной жизни, о том времени, когда они были вместе?

Эта мысль повергла его в глубочайшее уныние.