– Теперь я знаю, что ты – бездушный автомат. Ну какой лунатик станет появляться на службе в тот день, когда его отца выписывают из больницы после тяжелого инсульта?
– Я, – коротко ответил Майлс.
– Это печально, друг мой. Очень печально.
На самом деле ему даже следовало остаться дома. Там нужно было еще много чего сделать. Оказавшись за своим столом, Майлс понял, что не в состоянии сосредоточиться ни на чем, имеющем отношение к работе, махнул рукой и уставился в туман за окном.
Хал сказал, что уезжает на час или больше. После его ухода подошла Наоми и заметила, что никому нет никакого дела, если он тоже уйдет.
– Все в порядке, – послал ей признательную улыбку Майлс.
– Упрямец. Безнадежный упрямец, – покачала она головой и поспешила назад к своему столу, где зазвонил телефон.
Когда вернулся Хал, Майлс по-прежнему тупо смотрел в туман.
– Ты еще здесь? – удивился он. – Я думал, Наоми предложила, тебе ехать домой.
– Предложила.
– Клиника, – фыркнул Хал.
– Ты веришь в сверхъестественное? – произнес Майлс, вертя в пальцах карандаш.
– Что ты имеешь в виду? – Даже не глядя на Хала, он почувствовал, как бородач осклабился. – Призраков, демонов и прочую нечисть?
– Ага. – Майлс продолжал вертеть карандаш. – Ты много лет в этом бизнесе. Никогда не приходилось сталкиваться с тем, что не понимаешь или не можешь объяснить?
– А в чем дело?
– Ни в чем. Просто спрашиваю.
– Ты не просто спрашиваешь. Что случилось?
– Ну хорошо. – Майлс отложил в сторону карандаш и посмотрел в лицо другу. – Дело в отце. После удара он стал... каким-то другим.
– Ну разумеется...
– Нет, дело не в этом. Тут что-то еще. Это... Даже трудно сказать. Иногда кажется, что передо мной – другой человек. Он выглядит как отец, разговаривает как отец, но каждый раз, как мы общаемся, я вижу, как что-то меняется. Не знаю, как объяснить. Что-то меняется. Ничего конкретного, ничего особенного, но я просто что-то чувствую.
– Похоже, это у тебя проблемы, а не у него.
– Может быть, – вздохнул Майлс. – Может быть. Прошлой ночью, могу поклясться, я слышал голоса в доме. Шепоты. И слышал имя отца.
– Чьи голоса? Призраков?
– Наверное, – пожал плечами Майлс.
– У тебя здорово поехала крыша.
– Возможно, я просто боюсь отцовского возвращения. Пока он был в больнице – все было нормально. Нормальное место для человека, когда он болен. Но сегодня он окажется дома, там, где он был обычно здоров, но больным. Меня пугает это сочетание.
– Поэтому ты сегодня и приехал?
– Наверное.
– Знаешь, я иногда задумываюсь, что будет, если у моей жены откажут мозги.
– Ты всегда был большим юмористом, – сухо усмехнулся Майлс.
– Я серьезно. Что если она останется жить, но при этом изменится ее личность, это превратит ее в совершенно другого человека. Буду ли я любить ее по-прежнему?
– Черный юмор.
– Нет, дело в том, что я не уверен – люблю ли я ее личность, ту личность, которую я знаю, какой она является в настоящий момент, или я люблю некий неосязаемый дух, который и представляет собой ее истинную сущность, нечто уникальное, что останется при ней, даже если ее личность изменится на сто восемьдесят градусов. Понимаешь меня? Видимо, это вопрос веры. Полагаю ли я, что она – всего лишь сумма ее ощущений, генов, химических соединений, которые определяют ее поведение, и именно эту поверхностную женщину я люблю, или я полагаю, что у нее есть душа? И я люблю ее душу? Понимаешь, к чему я веду?
– Боюсь, что да, – вздохнул Майлс. |