– Я хочу, чтобы у меня были золотые волосы! – выпалила Фэй.

– Настоящее золото? – удивилась рыбка. – Это тяжело. Будет болеть голова.

Фэй показала пальцем на рыбью чешую.

– Такого цвета, как ты,

– Это называют золотом? – рыбка выглядела пораженной. – Ну надо же!

– Мы находим этот цвет очень красивым, – пояснила Фэй. – В Кхитае у женщин не бывает таких волос. Я хочу быть единственной.

– Это нетрудно исполнить, – сказала рыбка. – Что-нибудь еще?

– Да, – кивнула девочка. – Туфли как у Феникс… Я мечтаю о них всю жизнь.

– Мечты детства должны сбываться, – согласилась рыбка. – И лучше, когда они сбываются в детстве… Потому что иначе приходится ждать старости. В старости человек становится достаточно мудрым, чтобы вспомнить о тех мелочах, которые были желанны для него в детстве, и вновь пожелать их от всего сердца. Это настоящее искусство.

– Во-первых, я уже не ребенок, – начала Фэй. – А во-вторых, я не хочу ждать старости… Я хочу туфли, как у Феникс!

И она начала читать иероглиф на боку у рыбки.

Когда крыланы наконец перевели дух, они увидели, что солнце восходит. Первые лучи, простершиеся над равниной, залили гору Размышлений розоватым светом. Туман быстро исчезал, открывая для взора причудливо изогнутые деревья, растущие по склонам, и их листву, дрожащую на утреннем ветру. А затем нечто золотое метнулось в глаза и едва не ослепило крыланов.

Это была Фэй, золотая крылатая девочка. Волна длинных, ниже пят, волос цвета огненного золота лежала рядом с ней на земле. Фэй спала и счастливо улыбалась во сне. Рядом с ее щекой на земле стояла пара туфелек – точно таких, как были нарисованы на картине, изображающей императрицу Феникс.

А в хрустальном шаре по-прежнему плавали золотые рыбки. Только одна из них была обыкновенной, без иероглифа желаний на боку. Время от времени эта рыбка приближалась к той стенке шара, что была обращена к Фэй, и любовалась девочкой.

Отец Фэй схватился за голову.

– Что я скажу ее матери!

Остальные братья тихо засмеялись.

– Ничего страшного не случилось. Просто твоя дочь добилась своего… Чего нельзя сказать о нас. Впереди еще долгий путь. Как ты думаешь, нам стоит доставить этот шар в Пу-И, в дом, где мы живем?

– Очень хорошая мысль, – согласился отец Фэй. – В таком случае – в путь.

– А как же Конан? Мы ведь не можем бросить его! – возразил другой крылан.

– Конан вполне в состоянии позаботиться о себе сам. Жил ведь он как-то без нас все эти зимы! А вот рыбки нуждаются в нашей помощи. Не забудьте, нам еще предстоит разыскать червячков…

– Они согласны кушать раскрошенные лепешки, – пробормотала Фэй в полусне.

– Откуда ты знаешь? – строго вопросил ее отец.

– Она мне сказала… – Фэй открыла глаза и улыбнулась. – Какое прекрасное утро, папа! Как тебе нравятся мои новые волосы?

Пока пагода и стонущие ученики оставались во власти мартышек, а Тин-Фу размышлял о своих ошибках и новом пути к совершенству, Инь-Тай и Гун покинули стаю.

– Мне надоело верещать и бесноваться, – признался Гун. – Мне хочется опять погрузиться в изучение иероглифов. Как хорошо жилось нам у учителя Тьянь-По! Он показывал нам разные стили написания иероглифов, объяснял значение мудреных значков, рассказывал, как много смыслов может передать единственный штрих кисти! Разве это не было изысканным?

– Ты прав, – соглашался с ним Инь-Тай, – Конечно, ласки прелестных мартышек очень хороши, но хочется иногда, чтобы к тебе прикасался кто-нибудь гладкий, безволосый… с шелковистой кожей… Хотя иные и обладают приятной шерсткой, но она все же сальная… Я понимаю, это нужно для того, чтобы отталкивать от кожи влагу, но все-таки…

– Ты думаешь только о женщинах! – упрекнул товарища Гун.