— Пустыня, — сказал я ей, — учит нас искусству компромисса. Иначе мы не смогли бы здесь выжить.

— Но ты не пошел бы на компромисс из принципа, эль-Сахр?

— Пустыня создает принцип компромисса. — Я улыбнулся. — Чем можно здесь управлять, в конце концов? Ливнем? Ветром?

После этого она молчала несколько минут, стоя у края корзины, положив одну руку на веревку, а другую — на ограждение борта; она была в одних только туфлях, которые делали ее чуть выше и позволяли смотреть вниз, на ровную поверхность, казавшуюся из нашего аппарата огромной бетонной плитой, усыпанной щебнем. Мне внезапно почудилось, что это основание гигантского храма, и в видении передо мной предстал масштаб Атлантиды! И только тогда, когда я смотрел на монументальные здания новых диктаторов, это видение возродилось! Они постигли духовную ценность архитектуры. Они узнали то, что знали строители великих соборов. Почему нельзя даровать трудящимся людям слабый намек на совершенство?

Моя летчица потеряла календарь, у нее остались только карты и компасы. Она знала, что сейчас, вероятно, еще июль и теперь идет, конечно, 1927 год. Что же до расстояния, которое нам следовало преодолеть, — очень скоро мы отыщем подходящее поселение, где с надлежащей осторожностью высадимся и уточним наше местоположение.

Иногда, в вечерних сумерках, мы танцевали аргентинское танго под музыку переносного граммофона.

Мы оба немного устали и страдали от неприятных ощущений, несомненно, вызванных горячим паром. Мы мечтали о прохладной воде, о том, чтобы выкупаться и вдоволь напиться. Жара доходила до ста двадцати градусов. Я вспомнил о роскоши хаммама; о банях, которые мавры показали туркам. Существовали в Омане заведения, заметил я, где мужчины и женщины могли купаться вместе. Это возбудило мою спутницу, и разочаровывать ее воображение было бы нехорошо. Я описал чувственные радости паровых ванн, характер обслуги и особенности тамошних удовольствий. Это вызвало у меня удивительный, приятный трепет, который не имел ничего общего с похотью. Ощущение становилось все сильнее, по мере того как Рози открывала новые вершины сексуального экстаза и опыта. Только когда мы начали страдать от жары и от долгого пребывания на большой высоте, я решился спросить ее, какова продолжительность экспедиции. Я еще не до конца понимал научные цели ее полета.

— Мой дорогой шейх, путешествие продлится столько, сколько я захочу. Воздушный шар стоит относительно дешево. Все, что мне нужно, чтобы оправдать это путешествие перед итальянским правительством, — несколько заметок, несколько точек на карте и пара кинороликов; тогда у меня будет достаточно материалов для лекционного тура! Еще один итальянский пионер! Весело и недорого вдобавок.

По словам Рози, она уже добилась некоторого успеха, совершив в одиночестве плавание на маленьком корабле из Адена в Бомбей. Она подписала контракт с миланским издателем, который хотел напечатать книгу об этом.

— Весьма своеобразный способ зарабатывать на жизнь, но так я могу путешествовать с некоторыми удобствами и получаю почти гарантированные приключения! Известность помогает мне добиться безопасности. Мне просто не повезло, что я приземлилась в Зазаре. В любом другом месте были бы газеты и телеграф.

Воспоминание о происшествии, едва не ставшем катастрофой, заставило Рози нахмуриться, потом ее глаза потемнели, она приподняла голову и внимательно прислушалась. Путешественница облизала указательный палец и вытянула его в воздух. Внезапно Рози вскочила, вытащила из ящика компас и проверила его показания. Меня все это немного заинтриговало.

— Что случилось, мисс фон Бек? — Я завернулся в джард и встал на ноги.

Корзина затряслась. Это явно было что-то новенькое.