|
Я прилагал все усилия, чтобы ответить ему; такое внимание мне немного льстило. Это был европейски образованный, очень интеллектуальный еврей. Он обучался во французской школе. Я называл его «месье Жозеф». Эти евреи часто сидели рядом со мной за обеденным столом и вели себя достаточно дружелюбно. Некоторые знали идиш. Все они были сообразительными, говорливыми людьми, часто заставлявшими пашу смеяться. Он уделял им очень много внимания, поскольку они консультировали правителя по всем интересовавшим его вопросам, шла ли речь о сельском хозяйстве, добыче ископаемых или производстве. Слушая евреев, которые работали на пашу, я понемногу стал понимать его «генеральный план». Он не хотел вступать в вооруженный конфликт с султаном. Вместо этого он строил для себя современную коммерческую империю, настолько же обширную и разнообразную, как империи Херста или Хьюза. Подобно им, подобно Ротшильду или Захароффу, паша понял важность новейшей техники для увеличения состояния и вовремя завладел всей марокканской прессой. Он хотел добиться власти и влияния, пользуясь демократическими средствами. Все яснее и очевиднее становилось сходство моих хозяев в Голливуде с моим хозяином в Марракеше; поначалу мне это казалось забавным. Думая, что так мы сможем решить наши общие проблемы, я предложил мистеру Миксу сделать для паши несколько хороших старомодных кинокартин, которые наверняка его порадуют, но мистер Микс охладил мой пыл.
— Кинопленка, — объявил он, — подходит к концу. Что-то заказано в Касе у «Пате», но заказ еще не прислали. Скоро мне придется заняться подделкой. Или придумать какую-нибудь интересную штуку вроде двойной экспозиции. И я весь отдался своим аэропланам. Я переселился в изумительный огромный дом в новом Французском квартале, что строился по другую сторону стены, за Бэб-Дждид — воротами, через которые проходил бульвар Кутубия. Мне прислуживали рабы из дворца паши, в том числе несколько прекрасных существ, доставленных исключительно для моего удовольствия. В моем распоряжении был персональный экипаж с гербом паши — этот знак свидетельствовал, что я могу ехать куда пожелаю. В целительном однообразии неспешной придворной жизни я начал понемногу забывать о своих египетских испытаниях. Я иногда думал о Коле, моем замечательном друге, и о его благородном упрямстве, поставившем этого человека в такое трудное положение. Но я верил в Колю! Став рабом или сохранив свободу, он мог выжить где угодно, и я в глубине души знал, что когда-нибудь мы встретимся снова и весело вспомним о приключениях в пустыне, ставших далекими миражами. Мисс фон Бек по-прежнему не хотела говорить со мной на людях; она оставалась любовницей паши дольше, чем любая другая женщина. Чернокожий визирь, Хадж Иддер, получивший свободу раб, который был самым близким доверенным лицом эль-Глауи, очень радовался такому постоянству. Он говорил, что его хозяин нашел себе подружку. Как нам казалось, Глауи, по заведенной привычке, каждый вечер выбирал себе новые развлечения, но значительную часть времени он уделял мисс фон Бек. Его лошади, его поле для гольфа, его автомобили — все было в ее распоряжении. И опять же, не меняя привычек, он очень ревниво относился к обретенной дружбе и не раз сурово смотрел на людей, которых подозревал в нежных чувствах к мисс фон Бек. Мы с ней научились скрывать наши краткие встречи, так что в конечном итоге наша связь вновь окрепла и усилилась. Только Хадж Иддер подозревал нас. Как и многие жители Марракеша, он стал поклонником «Ковбоя в маске» и не раз хвалил мою актерскую игру, но этот энтузиазм не мог поколебать его верность паше — Хадж Иддер относился к своему хозяину так же, как мистер Микс ко мне. В каком-то смысле Хадж Иддер напоминал монахинь-христианок, только он восхищался не делами Бога, а делами паши. По слухам, они были единокровными братьями и любовниками, и мы могли поверить почти всему — безусловно, Хадж Иддер оставался самым близким эль-Глауи существом. |
