Я согласился, что поезд казался наилучшим вариантом. Мистер Микс посоветовал мне залечь на дно на ближайшие пару дней, а он договорится, когда и где состоится встреча. Сельскохозяйственные составы уходили к побережью каждые несколько суток, и, по словам мистера Микса, они часто брали пассажиров. Я спросил, кто наш второй друг. Он прошептал, что это Фроменталь, совсем недавно вернувшийся с «фронта». Лейтенант, несомненно, обрадовался бы, увидев мою спину. Он понимал, что мой отъезд положит конец всяким мечтам паши о военно-воздушных силах. Я по-прежнему не вполне доверял еврею. Я спросил, почему он так рискует.

— Потому что я вами восхищаюсь, — вот и все, что он ответил. — Потому что однажды я тоже вдохну сладостный свободный воздух прерий.

Я так никогда и не узнал настоящей причины.

Железнодорожная станция, напомнил нам месье Жозеф, располагалась довольно далеко, на противоположном конце города, за воротами Нкоб. Он договорится об автомобиле для нас.

Я оставался там столько, сколько представлялось благоразумным, а потом сказал, что у меня есть дела, которыми нужно немедленно заняться, поэтому я должен уехать. Я встретил своего шофера там, где оставил его, на Джема-эль-Фна, и приказал ехать сразу на фабрику, где я упаковал сумку с чертежами, пистолеты и оставшиеся запасы кокаина вместе с несколькими рекламными проспектами. Я убрал в сумку свой новый американский паспорт, потом аккуратно спрятал все под сиденьем пилота; пара пакетиков кокаина и испанский паспорт лежали, как обычно, у меня в карманах. Теперь я принял все основные предосторожности. Мой следующий шаг был очевиден — предупредить об опасности Рози фон Бек. Если я не мог сам войти в дом эль-Глауи, где она оставалась практически в плену, то отправить ей сообщение был способен — через одного из нескольких посредников, помощью которых мы пользовались в прошедшие месяцы. Потом я заподозрил, что слуги уже все сообщили паше и дали клятву, что будут и впредь докладывать о каждом нашем действии, — это казалось вполне вероятным. Я решил подождать до завтра и понадеяться на то, что паша еще хочет посмотреть на исправленный автомобиль. Я очень удачно запутал ситуацию своими туманными речами, когда утром посещал приемную эль-Глауи. Все обдумав, я решил, что сумел-таки убедить его. Если он не захочет приехать и осмотреть работу лично, у меня была отсрочка по крайней мере на двадцать четыре часа. Очень скоро мы с моей родственной душой воспарим ввысь и направимся в Танжер.

Есть белая дорога, по которой я еду вниз, и дорога кончается у зеленого утеса, у синего моря, и, когда я добираюсь до конца дороги, я легко поднимаюсь в воздух и лечу к Византии, чтобы воссоединиться с Богом. Я все еще вижу ее яркие фиалковые глаза на коричневатой албанской коже. Она разделяла мою мечту о полете. Я сделал полет тем, чем он должен был стать, — прекрасным воздушным парением, как в природе. Я не принадлежал к тем, кто низводил идею полета до громыхающих металлических труб, везущих человеческий багаж от города к городу, словно мешки с зерном. Что проклятый большой бизнес делает с нашими мечтами и грезами! Им нельзя давать такую большую власть. За кого умирают отважные мальчики? За родину? За семью? За банк?

Я снова заметил Бродманна. Ihteres! Ihteres! Он последовал за мной в проулки базара, а потом обогнал. Сначала я увидел его спину, когда он остановился, чтобы изучить какую-то вещицу на прилавке жестянщика. Он повернулся ко мне, сжав в руке декоративный кинжал — такие вещи нравятся людям из определенных племен, которым теперь запрещено носить оружие.