Сын появился на свет на следующий день после выступления в поход. Новорожденного, как почти всех русских князей в ту пору, нарекли двумя именами. Первое, «мирское» или «княжеское» — Игорь. Одно из старейших в роду Рюриковичей, оно было с очевидностью дано в честь мученически погибшего и всё более чтимого черниговцами дяди Игоря Ольговича. В крещении младенца назвали Георгием. Здесь, вероятно, сошлись три причины, в совокупности коих Святослав Ольгович вполне мог увидеть' Божий знак — благословение своему походу. Во-первых, на 4 и 7 апреля приходились дни почитания двух святых Георгиев — византийских подвижников Георгия Малеина и Георгия Митиленского. Во-вторых, Георгием в крещении, вероятно, звали Игоря Ольговича, необходимость отмщения за которого была для Святослава главным оправданием участия в этой войне. В-третьих, сын родился в походе на помощь Юрию — опять же Георгию в крещении.

Рождение сына, надо думать, всё же несколько задержало князя. Пасху он встретил еще на пути к Чернигову, в городе Блестове. Уже оттуда его рать без остановок двинулась к столице княжества и здесь соединилась с Владимиром Давидовичем.

Давыдовичи между тем задумали новую рискованную, но по-своему выгодную игру. На этот раз они не стали складывать все яйца в одну корзину. Владимир, исполняя союзный долг, вместе со Святославом посадил дружины в ладьи и по Днепру отправился к Юрию, стоявшему ниже по реке в Городце. Одновременно Изяслав, некогда сражавшийся вместе с киевским тезкой под Переяславлем, пошел со своими воинами к нему в Киев. Таким образом, кто бы ни одержал верх, это было бы сделано при помощи Давыдовичей и они могли надеяться сохранить Чернигов — при условии, что оба останутся живы.

У Городца князья-союзники встретились. С Юрием уже был Святослав Всеволодович, во всем подражавший дяде-тезке. К Изяславу же Мстиславичу, помимо части черниговцев, пришла гораздо более существенная подмога — Ростислав Смоленский со «множеством» войск. Усобица шла по накатанной за прошлые годы колее. Вновь Юрий двигался к Киеву, собирая под свои знамена половцев, Изяслав же готовился к обороне.

Правда, на этот раз подступиться к Киеву было сложнее. Войска Юрия шли по левому берегу Днепра либо плыли по Днепру в ладьях. Изяславу удалось, раз за разом срывая попытки переправиться на правый, киевский берег, навязать врагам речное сражение. «Речной флот» киевлян и смолян оказался более многочисленным и сильным. Не сумев переправиться севернее Киева, у устья Десны, союзники решили обойти Киев с юга, по Витичевскому броду. При этом они не рискнули пустить ладьи в виду Киева даже вдоль своего берега — и потеряли время, выводя их в озеро и затем таща волоком. Оба Изяслава и Ростислав тем временем угадали замысел врага и опередили Юрия у брода. Вновь началась речная битва, в каковой великий князь показал себя более умелым. У полководцев нарастало раздражение. По одной версии, Юрий, посовещавшись с сыновьями, призвал к себе Владимира Давыдовича, Святослава Ольговича, Святослава Всеволодовича и половецких ханов. «Вот, братия, — обратился он к союзникам, — стоим мы тут, а чего стоим-то? Лучше улучим время, захватим брод Зарубский и перейдем на ту сторону». По другой же версии, мысль оставить войско Юрия у Витичева, а самим отправиться к Зарубу с половцами, пришла дяде и племяннику Святославам.

Так или иначе, на том и порешили. Один из сыновей Юрия и Святослав Всеволодович со всеми половцами отправились к Зарубскому броду. За ними шел Святослав Ольгович с дружиной, а следом готово было выступить и всё войско. Степняки, увидев на той стороне лишь небольшую сторбжу, ринулись в реку, «покрыли Днепр множеством воев». Сторбжа в ужасе бежала к Изяславу, а вслед за половцами переправились в ладьях Ольговичи со своими дружинами. Оказавшись на той стороне, два Святослава отрядили гонца к Юрию: «Иди быстро — уже перешли Днепр, как бы не ударил на нас Изяслав».