— Я желаю видеть своего представителя, — выпалил он сразу, едва мы появились. — Вы не можете вечно держать меня здесь.

— Наши желания и наши возможности редко совпадают, — с сожалением заметил Хеквин.

Слаблард заерзал:

— Я хочу поговорить с начальством.

— Я начальство, — произнес Хеквин, проходя в комнату.

Глаза Слабларда расширились при виде формы старшего арбитратора и совершенно уж выкатились, когда он разглядел мою.

— Я отвечаю за все операции Арбитров на Адумбрии, — объяснил Хеквин. На мгновение он помедлил, давая арестованному возможность осознать сказанное, затем представил меня: — Это комиссар Каин, о котором вы, возможно, также наслышаны. Я пригласил его составить нам компанию из вежливости, поскольку акты предательства подпадают и под военное судебное ведомство во время чрезвычайного положения, подобного нынешнему.

— Предательства? — Голос Слабларда поднялся на несколько тонов выше, на рукавах грубой голубой рубахи затемнели пятна пота, будто кто-то открыл внутри нее кран. — Я просто передвинул пару ящиков!

— Которые содержали оружие, впоследствии использованное с тем, чтобы атаковать гвардейцев Его Величества, — отрезал я так жестко, как только смог. — И это, насколько я знаю, и есть предательство.

Слаблард отчаянно переводил взгляд с меня на Хеквина, пока не решил, что арбитратор все-таки будет менее устрашающей фигурой.

— Я не знал, — проныл он. — Откуда мне было знать?

— Возможно, нужно было поинтересоваться? — ровно подсказал Хеквин.

Маленький человечек на глазах поник:

— Вы не знаете этих людей. Они опасны. Вы бы не захотели переходить им дорогу, вы понимаете, о чем я?

— Эти люди — еретики, — произнес я. — Поклонники Разрушительных Сил, посланные сюда впереди флота вторжения, чтобы подточить нашу оборону, — Я подался вперед, направив на Слабларда свой лучший, пристальный комиссарский взгляд, который, бывало, и генералов заставлял бледнеть. — Вы хоть представляете, какой вред причинили?

— Они говорили мне, что это просто руда для черного рынка! — Слаблард почти плакал. — Вы должны мне поверить, я никогда не стал бы иметь с ними дела, если бы знал, что это еретики!..

— Вам не меня надо бы убеждать, — ответил я. — А самого Императора. Лучше бы вам молиться о том, чтобы ваша душа не оказалась попорчена связью с агентами тьмы и что вы не будете прокляты на веки вечные.

Разумеется, мои слова были дешевым вздором, но я постарался изложить его столь же горячо, как это сделал бы сам Бежье, и был почти удовлетворен своими актерскими способностями.

— Это, конечно, не нам судить, — подыграл Хеквин, будто бы меня подобные материи действительно заботили. Я начал подозревать, что он, проведя годы за перебиранием бумажек в высших эшелонах власти, наслаждался возможностью оторваться и провести допрос из первых рук. — После того как угроза Хаоса будет нейтрализована, решать, кого запятнали Темные Силы, будет Инквизиция.

Этого оказалось, как я и был уверен, достаточно. При упоминании Инквизиции Слаблард разразился истерикой. Она обещала продолжаться так долго, что мне пришлось даже пожертвовать частью содержимого своей фляги, дабы успокоить его в достаточной мере, чтобы он мог говорить. Это, конечно, было бездарной тратой хорошего амасека, даже если предположить, что глотка Слабларда была способна различать такие тонкости (в чем я сомневался). Но в комнате отеля меня ждало много подобного напитка, и я был уверен, что Юрген найдет еще не одну бутылочку, едва мы закончим с этим делом.

Я осторожно обошел лужу мочи, растекающуюся по камнебетонному полу, наконец поняв предназначение слива в углу комнаты, и принял ту же расслабленную, но угрожающую позу, с которой опирался на дверь.