— Элизабет, ты когда-нибудь испытывала угрызения совести?

 — Каждый когда-нибудь испытывает.

 — А у тебя было так — ты знаешь, что это плохо, и все-таки делаешь?

 — Тебя что-то мучает, Эмили? Эмили вздохнула.

 — Я написала контрольную работу по химии, зная все задания.

 — Как это могло случиться?

 — Я понимаю, это подло. И я никогда в жизни не решилась бы на это, если бы…

 Эмили замолчала. Она была готова признаться во всем, но не хотелось выдавать Джессику, особенно ее сестре. Элизабет не правильно поняла ее колебания.

 — Может, не надо мне ничего рассказывать? Я ведь вижу, как тебе тяжело приходится в ансамбле.

 — Это не оправдание. Мне очень стыдно, Лиз. Я никогда в жизни не делала ничего подобного.

 — Почему ты мне говоришь об этом, Эмили?

 — Не знаю. Может, потому, что я тебе верю, Лиз. Не представляю, что теперь делать! А ты как думаешь?

 — По-моему, единственное, что можно сделать, это пойти к Руссо и все ему рассказать. — Элизабет барабанила пальцами по рулю, взвешивая каждое слово. — Правда, для этого потребуется немалое мужество.

 — Нет, это выше моих сил.

 — Я не могу тебя упрекать за слабость, но уверена, что ты почувствуешь себя гораздо лучше, если признаешься ему. Тебе будет трудно жить с таким пятном на совести, я ведь тебя знаю.

 — Но это значит, что у меня не будет зачета по химии.

 — Он очень рассердится, но, думаю, зачет поставит. Мистер Руссо строгий, но справедливый. И умный. Он поймет, каких терзаний тебе стоила эта история. Вся школа очень высокого мнения о тебе. И он оценит, что ты сама призналась, не дожидаясь, пока он сам каким-то образом все узнает.

 И Эмили согласилась, что Лиз права. Наконец остановились у дома Мэйеров. Эмили посмотрела на Элизабет и улыбнулась дрожащими губами.

 — Спасибо тебе, Лиз. Я все хорошенько обдумаю.

 Элизабет долго смотрела вслед подруге. Когда дверь за ней захлопнулась, она укоризненно покачала головой. «Слава Богу, подобных проблем у меня нет, — подумала она. — Их очень трудно решать. Очень».

 Глава 11

 Редакция «Оракула» напоминала потревоженный улей, что было естественно за день до выхода очередного номера газеты. Редакторы всех рубрик сидели, склонившись каждый над своим столом, и вносили в гранки последнюю правку.

 Пенни сидела за столом в центре комнаты и разговаривала с мистером Коллинзом о завтрашнем номере. Элизабет вошла в редакцию с прошлым номером в руках и, подождав пока куратор «Оракула» кончит беседовать с главным редактором, сказала:

 — Добрый день, Пенни. У меня к тебе дело. Пенни достала носовой платок и высморкалась.

 — Прости, пожалуйста. Этот насморк, наверное, до смерти не пройдет.

 Она быстрым взглядом пробежала страницы, которые Элизабет положила ей на стол.

 — Прекрасно. У меня не было возможности сказать тебе это раньше, но твоя заметка, как всегда, безупречна.

 Элизабет как будто только и ждала этих слов.

 — Эта похвала относится к тому, что написала я, или к той части, которую ты вставила в мой материал, не поставив меня в известность?

 — Ты о чем, Лиз?

 — Не притворяйся.