|
Сначала высший… посему присмотри за моим ребенком, а я исполню свой долг…
Адвокат. Твой ребенок тоскует… способна ли ты чувствовать, как из-за тебя страдает человек? Дочь. В душе моей сумятица… она разрывается пополам и тянет в разные стороны! Адвокат. Видишь, таковы диссонансы жизни! Дочь. Ах, как рвется душа!
<sub>* * *</sub> Поэт. Знала бы ты, сколько горя и разрушений я причинил, исполняя свое призвание,— заметь, призвание, которое есть высший долг,— ты не захотела бы подать мне руки! Дочь. Объясни! Поэт. Мой отец связывал все свои надежды со мной, единственным сыном, который продолжит его дело… Я сбежал из торгового института… Отец умер от огорчения. Моя мать хотела, чтобы я посвятил себя религии… я не смог… она оттолкнула меня… У меня был друг, который поддерживал меня в тяжелые времена… Друг обращался как тиран с теми, кто был мне дорог, для кого я пел. Мне пришлось отвергнуть своего друга и благодетеля, чтобы спасти собственную душу! С тех пор нет мне покоя; люди называют меня бесчестным, подонком, и пусть моя совесть говорит: ты поступил правильно,— это дела не меняет, потому что в следующий миг совесть говорит: ты поступил неправильно! Такова жизнь. Дочь. Пойдем со мной в пустынный край! Адвокат. Твой ребенок! Дочь (имея в виду всех присутствующих). Вот мои дети! Поодиночке каждый из них хороший, но стоит им сойтись вместе, они начинают ссориться и превращаются в демонов… Прощай!
<sub>* * *</sub> Перед замком; те же декорации, что в первой сцене первого акта. Но теперь земля у подножия замка покрыта цветами (синими аконитами). На крыше замка, на его фонаре, виден вот-вот готовый распуститься бутон хризантемы. Окна замка освещены стеариновыми свечами. Дочь и Поэт. Дочь. Недалек тот миг, когда я с помощью огня вновь войду в эфир… Вы называете это смертью и ждете ее со страхом. Поэт. Страхом перед неизвестным. Дочь. Которое вам известно. Поэт. Кому известно? Дочь. Всем! Почему вы не верите своим пророкам? Поэт. Пророкам никогда не верили — почему? И «если Бог говорит, почему люди не верят Ему»? Сила его убеждения должна была бы быть неотразимой! Дочь. Ты всегда сомневался? Поэт. Нет! Много раз я обретал уверенность, но через некоторое время она исчезала, как сон при пробуждении! Дочь. Нелегко быть человеком! Поэт. Послушай! Разве не Индра однажды послал сюда своего сына, чтобы тот слышал жалобы человечества? Дочь. Верно! Как его приняли? Поэт. Отвечая вопросом на вопрос: как выполнил он свою миссию?.. Дочь. Отвечая другим вопросом… Разве людям не стало лучше жить после того, как Он посетил землю? Отвечай правду! Поэт. Лучше? …Немного! Чуть-чуть!.. Но вместо того чтобы спрашивать, ты не хочешь открыть мне загадку? Дочь. Хочу! Только зачем? Ты ведь мне не поверишь! Поэт. Тебе поверю, ибо знаю, кто ты! Дочь. Хорошо, я скажу! На заре времен, до того как воссияло солнце, Брама, божественная первооснова, позволил Майе, матери мира, соблазнить себя, дабы размножиться. Это соприкосновение божественной первоматерии с земной стало грехопадением неба. Мир, жизнь, люди, таким образом, суть фантом, видимость, сон… Поэт. Мой сон! Дочь. Правдивый сон!.. Но чтобы освободиться от земной материи, потомки Брамы ищут лишений и страданий… Вот тебе страдание как избавление… Но эта потребность в страдании сталкивается с желанием наслаждаться, или с любовью… Теперь ты понимаешь, что такое любовь, с ее высочайшими радостями при глубочайшем страдании, самое сладостное в самом горьком! Теперь ты понимаешь, что такое женщина? Женщина, через которую в жизнь вошли грех и смерть? Поэт. |
