|
Трое в одной комнате – многовато. А мысль о том, что с Осипом нас четверо, невыносима. – Осип тут ни при чем. – А если подумать хорошенько? – сказал Оливейра. – Ни при чем, – повторила Мага. – Зачем ты мучаешь меня, глупенький? Я знаю, что ты устал и не любишь меня больше. И никогда не любил, придумал себе, что это любовь. Уходи, Орасио, незачем тебе тут оставаться. А для меня такое – не впервой… Она посмотрела на кроватку. Рокамадур спал. – Не впервой, – сказал Оливейра, меняя заварку. – Поразительная откровенность в вопросах личной жизни. Осип подтвердит. Не успеешь познакомиться с тобой, как услышишь историю про негра. – Я должна была рассказать, тебе этого не понять. – Понять нельзя, но убить может. – Я считаю, что должна рассказать, даже если может убить. Так должно быть, человек должен рассказывать другому человеку, как он жил, если он любит этого человека. Я про тебя говорю, а не про Осипа. Ты мог рассказывать, а мог и не рассказывать мне о своих подружках, а я должна была рассказать все. Это единственный способ сделать так, чтобы человек ушел прежде, чем успеет полюбить другого человека, единственный способ сделать так, чтобы он вышел за дверь и оставил нас двоих в покое. – Способ получить искупление, а глядишь, и расположение. Сперва – про негра. – Да, – сказала Мага, глядя ему прямо в глаза. – Сперва – про негра. А потом – про Ледесму. – Ну конечно, потом – про Ледесму. – И про троих в ночном переулке, во время карнавала. – Для начала, – сказал Оливейра, потягивая мате. – И про месье Висента, брата хозяина отеля. – Под конец. – И еще – про солдата, который плакал в парке. – Еще и про этого. – И – про тебя. В завершение. То, что я, здесь присутствующий, включен в список, лишь подтверждает мои мрачные предчувствия. Однако для полноты списка тебе бы следовало включить и Грегоровиуса. Мага размешивала трубочкой мате. Она низко наклонила голову, и волосы, упав, скрыли от Оливейры ее лицо, за выражением которого он внимательно следил с напускным безразличием. Потом была ты у аптекаря подружкой, За ним – еще двоих сменила друг за дружкой… Оливейра напевал танго. Мага только пожала плечами и, не глядя на него, продолжала посасывать мате. «Бедняжка», – подумал Оливейра. Резким движением он отбросил ей волосы со лба так, словно это была занавеска. Трубочка звякнула о зубы. – Как будто ударил, – сказала Мага, притрагиваясь дрожащими пальцами к губам. – Мне все равно, но… – К счастью, тебе не все равно, – сказал Оливейра. – Если бы ты не смотрела на меня так сейчас, я бы стал тебя презирать. Ты – просто чудо, с этим твоим Рокамадуром и всем остальным. – Зачем ты мне это говоришь? – Это мне надо. – Тебе – надо. Тебе все это надо для того, что ты ищешь. – Дорогая, – вежливо сказал Оливейра, – слезы портят вкус мате, это знает каждый. – И чтобы я плакала, тебе тоже, наверное, надо. – Да, в той мере, в какой я признаю себя виноватым. – Уходи, Орасио, так будет лучше. – Возможно. |
