|
– И потом, – сказала Мага, – сдается мне, я все-таки стану спать с Осипом, потому только, что ты этого хотел. – А тебе и вправду этот тип может понравиться? – Нет. Просто за все в жизни надо платить. От тебя мне не надо ни гроша, а с Осипом я не могу так – у него брать, а ему оставлять несбыточные мечты. – Ну конечно, – сказал Оливейра. – Ты – добрая самаритянка. И пройти мимо плачущего солдатика в парке – тоже не могла. – Не могла, Орасио. Видишь, какие мы разные. – Да, милосердие не относится к числу моих достоинств. Я бы тоже мог где-нибудь плакать, и тогда ты… – Никогда не видела тебя плачущим, – сказала Мага. – Плакать для тебя – излишняя роскошь. – Нет, как-то раз я плакал. – От злости, не иначе. Ты не умеешь плакать, Орасио, это одна из вещей, которых ты не умеешь. Оливейра притянул к себе Магу и посадил на колени. И подумал, что, наверное, запах Маги, запах ее затылка привел его в такую грусть. Тот самый запах, который прежде… «Искать через посредство, – смутно подумалось ему. – Если я чего-нибудь и не умею, то как раз этого, и еще – плакать и жалеть себя». – Мы никогда не любили друг друга, – сказал он, целуя ее волосы. – За меня не говори, – сказала Мага, закрывая глаза. – Ты не можешь знать, люблю я тебя или нет. Даже этого не можешь знать. – Считаешь, я настолько слеп? – Наоборот, тебе бы на пользу быть чуточку слепым. – Да, конечно, осязание вместо понимания, поскольку инстинкт идет дальше разума. Магический путь в потемки души. – Очень бы на пользу, – упрямилась Мага, как она делала всякий раз, когда не понимала, о чем речь, но не хотела в этом признаться. – Знаешь, и без этого я прекрасно понимаю: мы должны пойти каждый своей дорогой. Я думаю, мне необходимо быть одному, Лусиа; по правде говоря, я еще не знаю, что буду делать. К вам с Рокамадуром, который, по-моему, просыпается, я отношусь несправедливо плохо и не хочу, чтобы так продолжалось. – О нас с Рокамадуром не надо беспокоиться. – Я не беспокоюсь, но в этой комнате мы трое без конца путаемся друг у друга под ногами, это неудобно и неэстетично. Я не слеп, как тебе хочется, моя дорогая, а потому зрительный нерв позволяет мне видеть, что ты прекрасно справишься и без меня. Признаюсь: ни одна из моих подруг покуда еще не кончала самоубийством, хотя это признание смертельно ранит мою гордость. – Да, Орасио. – Итак, если мне удастся мобилизовать весь свой героизм и проявить его сегодня вечером или завтра утром, у вас тут ничего страшного не случится. – Ничего, – сказала Мага. – Ты отвезешь ребенка обратно к мадам Ирэн, а сама вернешься сюда и будешь жить преспокойно. – Вот именно. – Будешь часто ходить в кино и, как прежде, читать романы, с риском для жизни станешь прогуливаться по самым злачным, самым неподходящим кварталам в самые неподходящие часы. – Именно так. – И на улицах найдешь массу диковинных вещей, принесешь их домой и сделаешь из них что-нибудь. Вонг обучит тебя фокусам, а Осип будет ходить за тобой хвостом, на расстоянии двух метров, сложив ручки в почтительном подобострастии. – Ради бога, Орасио, – сказала Мага, обнимая его и пряча лицо. – Разумеется, мы загадочным образом будем встречать друг друга в самых необычных местах, как в тот вечер, помнишь, на площади Бастилии. |
