Бывают же совпадения. Но вчера мне стало плохо именно после встречи с Виттой. Я полночи разбирался, где произошел сбой, и нашел поврежденный код. Сегодня показал его знакомому хакеру. Придумал историю о заглючившем прислужнике. Вывод приятеля мне не понравился. Он считает, что я, точнее, мой робот, получил сигнал с некого устройства, влияющего на индивидуальные настройки. Возможно, этот агрегат Витта использовала и раньше — четыре года назад. Может, он меня и менял.
Я подалась вперед, чуть не съехав с кресла.
— Погоди. Витта знает, что ты — ее экспериментальная игрушка и интимный тренажер?
— Нет, разумеется, — заверил Квентин и замялся. — Хотя я больше ни в чем не уверен. Витта должна считать, что я — тот я, с которым она общалась в угодном доме — уничтожен. Но может у нее, правда, есть технология, способная меня распознать. В любом обличье.
Плохой вывод. Очень плохой. Только экспериментаторши, покушающейся на напарника, мне не хватало. Что, если она перепрограммирует Квентина, и завтра он меня не узнает? Или того хуже, решит, что я враг, мешающий их с блондиночкой счастью?
— Почему Витта думает, что ты уничтожен?
Напарник напрягся, о чем-то сосредоточенно раздумывая.
— Не хочешь рассказывать? — спросила я в лоб. Ни к чему расшаркивания.
Квентин печально улыбнулся.
— Давай лучше покажу. Я сохранил этот файл. Чтобы помнить, как мое прошлое умерло.
Он подключил личный экран к своему боку, точнее, к разъему, скрывающемуся под кожей, чтобы перекачать видео, а на меня накатило смущение. Смотреть запись — всё равно, что подглядывать. Я раньше и не догадывалась о существовании видеофайлов. Функция записи есть у некоторых продвинутых моделей прислужников, но чтоб угодники вели съемку — это как-то противоестественно. Всё равно, что подглядывать в замочную скважину.
— Я не знала, что ты записываешь свою… э-э-э… жизнь.
— Эта функция заложена во всех угодников. Крохотная камера спрятана в уголке глаза. По закону видео запрещено к просмотру. За исключением спорных случаев, когда изъятие записи разрешено судом. При любой другой попытке извлечь ее, посылается сигнал производителю. Ко мне это больше не относится. Прежде чем включить меня, Гарик Руд уничтожил мою связь с общей сетью.
— Но зачем понадобилась эта функция? — удивилась я, задаваясь вопросом, знают ли люди, что их любовные утехи с роботами записываются на камеру?
— Были жалобы на угодников, — пояснил Квентин, закатывая глаза. — От клиентов и клиенток, не желающих платить. Мол, агрегаты не справились с обязанностями. Количество ушлых посетителей угодных домов росло, и производители подстраховались. Теперь клиентов предупреждают, что встреча записывается. Как только те расплачиваются за услуги, видео уничтожается, не открываясь. Прямо при них.
Я усмехнулась. Справедливо. При наличии видео не заявишь, что агрегат тебя плохо ублажил и не удовлетворил.
— Ну а ты? Продолжаешь писать видео?
— Иногда, — признался Квентин с легким задором. — Если знаю, что захочу пересмотреть эпизод. Спектакль Роэна записал. С той эстетичной актрисой. Чтобы любоваться.
Я задушила желание съязвить. Не время.
— Ладно, давай смотреть видео.
Странный получился опыт. Ты вторгаешься в чужое личное пространство, пусть даже с разрешения одного участника событий. Смотришь не со стороны, а глазами другого чело… хм… почти человека. Того, кто раньше не раскрывал тебе тайн. Хранил их тщательно. Не подпускал и близко.
Квентин лежал на кровати. Я видела часть его тела, накрытое простыней. Витта прихорашивалась у зеркала. К счастью, одетая. |