Дима отпустил ветку и снова принялся тихонько раскачиваться, постепенно погружаясь в мечты. Спросить бы у Вовы, не встречал ли он среди азиатского антиквариата такие фигурки, — но лучше не рисковать, не будить подозрения. Слишком многое на кону. Если объединить чудесное действие кальмара с возможностями, которые даст работа у Пленского, можно добиться чего угодно. Дима прикинул перспективы, и по позвоночнику пробежал холодок восторга. Победа в игре — только первая ступенька, самое начало пути. Если он не остановится, не струсит, то вскоре у него появится реальная власть. Возможность по-настоящему влиять на мир. Сделать его лучше. Удобнее и разумнее. Добрее, в конце концов…

Конечно, ему многому придется научиться. Например, запомнить раз и навсегда, что большинство людей предпочитают добиваться своего скрытыми манипуляциями, а не сотрудничеством или честной борьбой. Хватит быть наивным доверчивым дурачком. В прежней жизни это сходило ему с рук, но теперь может разрушить все планы. Сам Дима врал редко и неумело, воспринимал ложь как тяжелый неприятный труд и неосознанно считал, что остальные тоже предпочитают говорить правду: кто ж захочет так напрягаться без крайней необходимости? Он невесело ухмыльнулся, вспомнив сегодняшний провал. Пожалуй, эту ошибку он больше не повторит.

По спине снова пробежал холодок, но теперь он не имел ничего общего с радостным предвкушением. Дима медленно сел, сосредоточенно нахмурился. Его втянули в глупейшую дискуссию, чтобы не дать договориться с Олей. Он повелся, принял происходящее за чистую монету, но в конце концов раскусил уловку. И, гордый собой, прохлопал следующую ловушку.

Дима выбрался из гамака и затоптался на месте, не зная, что предпринять. Небо посерело; в притихших зарослях раздалась звонкая птичья трель и оборвалась, будто смущенная фальстартом. Изнывая от смутной тревоги, Дима на цыпочках подошел к группе деревьев неподалеку от костра — просто чтобы убедиться, что все в порядке. Отсыревшие гамаки глянцевито поблескивали, как чудовищные зеленые плоды. Дима сразу увидел, что один из них пуст. Но, больше не доверяя самому себе, он педантично обошел все шесть коконов, заглядывая сквозь москитные сетки. С каждым новым спящим лицом в нем нарастали отвращение, злость и сосущая, опустошающая тревога.

Он поверил им, остался в лагере, а она до сих пор ждет его! На Диму разом обрушились нежность, радость, мучительное чувство вины. Он едва не бросился бежать — лишь страх разбудить кого-нибудь заставил его сдержаться. А вслед за страхом пришел ледяной шепоток здравого смысла. Не стоит воображать, что девушка готова часами ждать его. Скорее всего — просто задремала, сидя на бревне. Диме еще услышит о себе много интересного, когда разбудит Ольгу.

Гамаки остались позади, и он перешел на бег. Ловко обогнул лежащий поперек пляжа камень — вроде бы раньше его здесь не было, вроде бы он какой-то неправильный. Дима оглянулся на бегу, упал. Поднялся на четвереньки, ощущая, как лезут из орбит глаза, как распяливается в беззвучном вопле рот.

Мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза, и какое-то время Дима просто смотрел на облепивших что-то раков-отшельников, на сплошную, непрерывно шевелящуюся массу раковин, усов, клешней. Отшельники ели. Отшельники торопились насытиться перед тем, как солнечные лучи прогонят их обратно во влажный сумрак джунглей.

Можно было вечно смотреть на их движение, на бесконечное разнообразие раковин, на их замысловатые, наводящие транс узоры. Лишь бы не увидеть, никогда не увидеть клок рыжеватых волос, разметавшихся по песку.

ГЛАВА 7. ВСЕ НОРМАЛЬНО

Хлесткий удар по щеке. Отвратительный привкус желчи во рту. Гнусная кислая вонь, спазмы в пустом желудке и саднящем горле. Чей-то тонкий монотонный плач. По щеке снова хлестнуло — твердое, мокрое, отвратительно горячее. Дима застонал и попытался отползти в сторону.