У подножия сгоревших развалин дворца выросла густая трава. Минь просит меня сесть на высеченный в мраморе цветок лотоса. Он смотрит на меня, не произнося ни слова. Тишина действует угнетающе. Я смотрю в землю, пытаясь носком туфельки прижать к земле чашечку лютика.
Я просто не знаю, что должна делать. В любовных романах, вроде «Мандаринских уток» и «Диких бабочек», которые школьницы тайком передают из рук в руки, встреча в саду юноши и девушки являет собой самую трогательную сцену любовной истории: им так много нужно сказать друг другу, но целомудрие не позволяет выдать чувства. Мы оба выглядим сейчас смешными — не то что герои бульварных книжек. Чего ждет от меня Минь? А я от него?
Я не ощущаю ничего похожего на потрясение от первой встречи, и у меня не трепещет сердце, как это случается каждое утро по дороге в школу, когда Минь проезжает мимо на велосипеде. Неужели наша история подходит к концу, едва начавшись, и любовь существует только в замкнутом пространстве моего воображения?
Неожиданно Минь кладет руку мне на плечо. Я вздрагиваю, хочу высвободиться, но он начинает ласкать кончиками пальцев мои брови, веки, лоб, подбородок. По моему телу пробегает дрожь. Мои щеки пылают. Мне стыдно, я боюсь, что кто-нибудь заметит нас сквозь листву, но сил сопротивляться нет.
Он привлекает к себе мою голову. Его лицо медленно, очень медленно приближается к моему. Я вижу веснушки на щеках Миня, и пробивающиеся усики, и сомнение в глазах. Я слишком горда, чтобы показать свой страх, и, вместо того чтобы оттолкнуть Миня, падаю к нему в объятия. Его сухие губы касаются моих. Я чувствую потрясение, когда влажный язык вторгается в мой рот. Меня словно уносит прочь бурная река.
Хочется плакать, но слез нет. Я царапаю ногтями спину Миня, он издает тихий стон. Щеки у него горят, под закрытыми глазами расползлись темные круги, он целует меня с жадностью студента, зачитавшегося редкой книгой.
Над верхушками деревьев утопает в легкой дымке город. Мое молчание не обескураживает молодого человека. Он ведет меня в монастырь на вершине холма. Заказывает молодому послушнику чай. Наполнив мою чашку, принимается вычищать косточки из ломтя арбуза, весело насвистывая и любуясь окрестностями. Стараясь не смотреть на Миня и разглядывающих меня монахов, я допиваю чай, поднимаюсь со стула, кое-как разглаживаю помявшуюся юбку и сбегаю вниз по лестнице.
Солнце, похожее на красную лакированную маску, катится к закату. Снег за городскими стенами растаял, обнажив выжженную местность. Очертания деревень сливаются с черной землей. Силуэты деревьев истончаются и тают в складках сотканного из сумрака покрывала.
Вечером мне снится кузен Лу. Он врывается ко мне в комнату, подходит, берет мою руку и прижимает к своей груди. Я чувствую отвращение, пытаюсь высвободить ладонь.
Но его пальцы сжимаются все сильнее, я чувствую жар его тела. Мною овладевает странная истома.
Я просыпаюсь в ужасе и липком холодном поту.
32
В начале осени я снова получил записку — неизвестная женщина назначала мне свидание в парке. Я был уверен — ее послали, чтобы выяснить мои намерения относительно ученицы гейши. В десять утра я отправился в указанное место, твердо решив отказаться.
На каменной скамье, поросшей рыжеватым мхом, под пламенеющим листвой кленом, сидела женщина в простом темно-синем кимоно с оранжевым поясом. Волосы ее были забраны в скромный пучок.
Я не поверил своим глазам. Без грима, с губами, едва тронутыми розовой помадой, Искорка выглядела десятилетней девочкой. Она встала и склонилась передо мной в поклоне.
— Благодарю вас за то, что пришли.
Мы расположились на разных концах лавки, она молчала, сидя ко мне вполоборота.
Я тоже не находил слов.
Прошло несколько долгих минут, показавшихся нам вечностью, и я пригласил ее пройтись по парку. Она следовала за мной мелкими шажками. |