Гудение и шум вырывают меня из задумчивости. Над площадью летят наши самолеты: под стальными крыльями подвешены бомбы. Я искоса наблюдаю за своей соперницей, но она не поднимает глаз.

Пожалуй, легче моим товарищам пролететь над Китаем, чем мне проникнуть в мысли играющей в го.

65

Кто-то входит в комнату и начинает изо всех сил трясти меня за плечи. Неужели Лунная Жемчужина пришла будить меня, чтобы отправиться за воскресными покупками?

Я поворачиваюсь к ней спиной.

Но она не уходит, а присаживается ко мне на кровать. Тянет за плечо и тихонько стонет.

Я рывком поднимаюсь, не в силах сдержать досаду, открываю глаза. Рядом не сестра, а плачущая Хун.

— Пойдем скорее! Повстанцев казнят сегодня утром.

Я спрашиваю, срываясь на крик:

— Кто тебе сказал?

— Школьная сторожиха. Кажется, их поведут через Северные ворота. Одевайся! Боюсь, мы уже опоздали!

Я надеваю первое попавшееся под руку платье. Пальцы дрожат так сильно, что я никак не могу застегнуться. Справившись кое-как с пуговицами, выхожу из комнаты, на ходу закалывая волосы в пучок.

— Ты уходишь? — удивленно спрашивает Батюшка.

У меня хватает сил солгать:

— Я договорилась сыграть партию в го и уже опаздываю.

На выходе из сада сталкиваюсь с сестрой. Она хватает меня за руку.

— Куда ты?

— Оставь меня. Сегодня утром я не пойду на рынок.

Она бросает на Хун неприязненный взгляд и отводит меня в сторону.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Я вздрагиваю. Неужели она что-то узнала о Мине и Цзине?

— Я не спала всю ночь…

— Говори скорее! Прошу тебя. Я очень спешу!

Она продолжает:

— Вчера я была на приеме у доктора Чжана. Я вовсе не жду ребенка. Это была ложная беременность.

Из глаз Жемчужины ручьем льются слезы. Чтобы отвязаться от нее, я говорю:

— Нужно сходить к кому-нибудь еще. Врачи часто ошибаются.

Она поднимает ко мне искаженное страданием лицо.

— Сегодня у меня начались месячные!

Лунная Жемчужина без чувств падает мне на руки. Я тащу ее к дому. Ван Ма и кухарка бросаются ко мне на помощь. Воспользовавшись суматохой, я ускользаю.

Сотни людей растянулись цепочкой вдоль стены у Северных ворот. Японские солдаты отгоняют толпу ударами прикладов. Кровь стынет в жилах. Я осознаю, что прямо на моих глазах сейчас произойдет нечто ужасное.

Какой-то старичок без умолку трещит у меня за спиной:

— В былые времена осужденного выводили на казнь мертвецки пьяным, и он во все горло распевал песни. Сабля палача сверкала в воздухе, как молния. Частенько случалось так, что голова катилась по земле, а тело продолжало стоять. Фонтан крови из шеи бил на два метра в высоту!

Слушатели цокают языками. Эти люди явились на казнь, чтобы развлечься. Я впадаю в ярость и наступаю на ногу старой свинье, он вскрикивает от боли.

Мальчишка кричит:

— Везут! Везут!

Привстав на цыпочки, я вижу черного вола, который тащит тележку, на ней установлена клетка, в которой сидят три человека. Они пытаются что-то выкрикнуть окровавленными губами.

Я слышу чей-то шепот:

— Им отрезали языки.

У меня сжимается сердце. Осужденных жестоко пытали: все трое похожи на окровавленные куски мяса, которые почему-то еще дышат.

Повозки медленно въезжают в Северные ворота. Хун говорит, что больше не выдержит. Она будет ждать меня в городе. Ведомая какой-то яростной силой, я хочу пройти путь страданий до самого конца. Я должна узнать, умрут Минь и Цзин или произойдет чудо и они будут спасены.

Кортеж останавливается на краю пустыря. Солдаты открывают клетки и штыками выталкивают арестантов наружу. Один из них едва жив, и двое солдат тащат его, как прохудившийся куль с мукой.