Его изрядный опыт пребывания в подобных местах говорил, что кормить тут могут и хорошо, и плохо, и даже отвратительно, но всегда — в строго определенное время. А обеда не было уже больше часа. И главное, никто не реагировал на истошные вопли Джокера.
Все это очень не нравилось Антонио. Он напился воды из-под крана и окликнул соседа:
— Эй, Джокер! Ты слышал, что говорил мой адвокат?
— Этот мекс в дорогом костюме и золотых очках?
— Он не мексиканец, а кубинец.
— Какая разница! Ничего я не слышал, видел только, что он вроде как больной.
— Не в этом дело. Он показал мне газету и сказал, что в городе происходят какие-то беспорядки.
— Как в Лос-Анджелесе в девяносто втором, когда оправдали тех белых легавых, что избили Родни Кинга?!
Джокер имел в виду так называемый Лос-Анджелесский бунт. Причиной его и в самом деле стало оправдание четверых полицейских, которые избили чернокожего водителя. Чернокожее население взбунтовалось, беспорядки продолжались несколько дней, в итоге полсотни человек было убито и две тысячи — ранено, сгорело больше пяти тысяч зданий. Потом в город ввели армейские подразделения и ситуация успокоилась — после того, как арестовали более десяти тысяч бунтовщиков и погромщиков.
— Черт его знает. Может быть, что и так.
Антонио прислушался, но снаружи не доносилось никаких звуков. Впрочем, их камеры располагались в подвальном этаже, не было даже окон — их заменяли светильники. Нет, точно, никаких звуков.
Или...
— Ты что-нибудь слышишь?
Джокер приложил ладонь к уху.
— Ничего... Хотя погоди, мужик. Вроде собака рычит.
— Откуда тут взяться собаке? — усомнился Антонио.
— Ну, не знаю... Вот, слушай, снова!
В самом деле, откуда-то слева, от входа в коридор, доносилось еле слышное рычание... Такие звуки могла бы издавать крупная собака — овчарка или сенбернар. Затем упало и со звоном покатилось по полу что-то металлическое.
— Эй! — пуще прежнего завопил Джокер. — Что за фигня?! Нам пора жрать, мы хотим жрать, несите нам сейчас же жрать!
Антонио предостерегающе поднял руку, но воришка не унимался:
— Я напишу чертову президенту Соединенных Штатов! Я в ООН напишу! Эй вы, придурки! Немедленно несите мой обед!
По коридору затопали тяжелые шаги. Джокер обрадовался и с победоносным видом отступил от решетки. Это его спасло, потому что через пару секунд лысый полицейский Коди бросился на него и с грохотом врезался в металлические прутья.
— Ты охренел, брат?! — испуганно воскликнул Джокер. — Я всего-то жрать просил, не надо так нервничать... Что с тобой, мужик?! Чего ты так на меня смотришь?!
Антонио не видел лица Коди, но и без того понимал, что с ним не все в порядке. Форменная рубашка была разорвана на спине, обнажая белую майку, на затылке сочилась кровью глубокая царапина.
Полицейский принялся бить кулаками по прутьям и нечленораздельно заревел. Антонио с ужасом понял, что рычала не собака, а коп Коди. Но что с ним? Сошел с ума? Буйное помешательство?
— Убирайся! — продолжал кричать перепуганный Джокер, забившись в дальний угол камеры. Он даже встал на металлический унитаз. Полицейский не обращал внимания на его вопли, продолжая наносить сильные удары. Решетке, впрочем, они никак не вредили, а вот с разбитых кулаков Коди во все стороны брызгала кровь. Только сейчас Антонио заметил, что на ремне у полицейского болтается связка с ключами. Почему он ими не воспользуется?! Значит, в самом деле, коп ничего не соображает...
— Коди! — позвал Антонио. — Сэр!
Полицейский перестал стучать по прутьям и обернулся через плечо. Глаза были налиты кровью, из приоткрытого рта стекала вязкая слюна.
— Тони, мужик, что с ним?! — дрожащим голосом спросил Джокер. |