— Ураган страсти. Сумею ли я это показать? Иногда я чувствую, что энергия этой роли сосредоточена во мне, как в вулкане. Но теперь… хватит ли у меня сил?

— Да, — сказал Кловис.

— Да, — сказала я.

— Моя ладья пытками доводит твою до смерти, — сказал Джейсон на другом конце комнаты.

— Энергия, — говорила Египтия, рыская между свечами, как пантера, может поглотить меня. Мне все равно, правда, все равно, если она меня убьет. Но я умру с сознанием выполненного долга… ах, Джейн, ты меня понимаешь, не правда ли?

— Да, Египтия.

Кловис скрыл зевок за длинными волосами, и я подумала о Сильвере. Не то чтобы я все это время не думала о нем. Просто тревога отошла на задний план, подобно тому, как притупляется зубная боль, когда принимаешь болеутоляющее. Сознание опасности и несчастья, мое беспокойство за Сильвера, который не знает, куда я пропала, ловушка, в которую я угодила и из которой, очевидно, не выбраться, — это была тупая боль. Вино, роскошная обстановка, страх Египтии — болеутоляющее. Боль была легкой и переносимой, так что я могла отвлечься от нее. Но когда свет падал на волосы Кловиса огненные! — боль вспыхивала снова. Каждый раз я едва не вскакивала, чтобы бежать из квартиры в ночь. Близнецов Кловис, конечно, задержит. Но тогда они поймут, что были правы. И я не смогу воспользоваться помощью Кловиса.

Под велюровой курткой у него была вышитая рубашка. Похоже, он копировал Сильвера вполне сознательно. Могла ли я довериться Кловису? Впрочем я уже сообщила ему все, кроме адреса.

— Моя королева покупает себе свободу, позволяя твоему коню отсечь ей левую руку, — сказала Медея.

— Я очень надеюсь, — проговорил Кловис, — что они не проделывают эти экзекуции над твоими шахматными фигурами, Египтия.

— Весь мир — шахматная доска, а люди — фигуры, — произнесла Египтия. Цитата? — Ах, склоните голову перед окровавленным прахом. Опуститесь на колени перед тираном, порабощенная земля. Мир не тот. Боги мертвы. Опустись на колени, ибо надлежит тебе сделать это. Отринь гордость и опустись.

— Мой конь кастрирует твоего коня.

— Это невозможно. Мой конь в полной броне. — Ну и что. Там в ней как раз самые слабые звенья.

Я не могла даже позвонить Сильверу. Рядом стоял телефон, к нему мог подойти смотритель, но я не помнила номера. Да если бы и вспомнила и позвонила, это разоблачило бы меня: значит, кто-то у меня дома все же есть. Можно было бы позвонить по параллельному наверху у Египтии, но на этом аппарате, пока бы я набирала номер, загорелись бы голубые лампочки, Джейсон и Медея их увидят. Специально будут следить.

— Женщины дворца, — продекламировала Египтия, — мой брат был богом для вас. А для этих зверей он — падаль. Он брошен на растерзание коршунам.

— Батюшки, — сказал Кловис, — да эта пьеса — просто истерическая мелодрама. Я больше этого не выдержу.

— Не дразни меня, Кловис! — вскричала в отчаянии Египтия.

— Половина одиннадцатого, — сказал Кловис. — Я пошел вызывать такси.

— Боже! — воскликнула Египтия. — Разве уже пора?

— Пожалуй, да. Джейн, налей еще порцию.

Я не была убеждена, что это ей необходимо, хотя вино, казалось, совсем ее не пьянило. Она облачилась в свой костюм, немного испачкав его гримом. Разрыв между ее эмоциональным накалом и настроением остальной частью труппы был слишком велик.

«Они мне ничего не дают!» — все повторяла она. Однако, другие актеры, занятые в спектакле, служили для нее своеобразной опорой, не позволяющей упасть, и жаль, что они этого не сознавали.