Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук ударов копыт по снегу.

Хейвор поднял голову.

— Ладно, вы там, трое, — сказал он. Голос прозвучал пусто и металлически в ледяном воздухе. — Я здесь. Спуститесь и берите меня! Нет? Вы можете победить меня только во сне, не правда ли? Так борются только трусы.

Он выпустил кубок. Сосуд упал в плоскую яму, с колокольным звоном ударившись о скалу. Хейвор взял заступ и с усилием стал бросать полусмерзшуюся землю и снег. Когда яма была заполнена, он пристально посмотрел и подумал, что видит, как сквозь почву мерцает желтоватый свет.

Мысль пришла неожиданно, из кубка вырастет дерево, золотое дерево с драгоценными камнями на ветвях. Ему вспомнилось, Что что-то подобное он думал, когда хоронил Качиля.

Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук, подобный вздоху ветра. Он ничего не видел.

— Да, да, — шептал Хейвор, — нетерпеливое отродье! Вам придется еще немного подождать.

Он нашел каменный обломок и подтащил его к месту, где зарыл кубок, затем еще один и еще. Чем меньше были камни, которые он таскал, тем тяжелее они весили. Он представлял себе, как дерево с золотыми руками-змеями проникает сквозь почву вверх и раздвигает камни в сторону.

Была старая сказка: королевский сын дрался с великаном, оглушил его и связал. Затем наколдовал Гору перед входом в пещеру, чтобы враг не мог ускользнуть.

— Мне нужна гора, — пробормотал Хейвор. Где он слышал эту сказку? Возможно, в сиротском приюте. Там был мальчик, который ночью рассказывал истории…

Где-то наверху, на краю каменоломни шорох теней, дыхание. Хейвор лег на застывшую почву, но не чувствовал холода, только холод в глубине своей души.

Что дальше? — размышлял он. — Засни! И тогда они явятся. Никакой борьбы, никакой боли. Встреча во тьме.

Хейвор закрыл глаза. Гигантское море сна накатило на него.

Он не имел веры-Ее задушили священники. Но сейчас, в это последнее мгновение, он шептал молитву, без всякой надежды и желания, и, собственно, без какой-либо осознанной причины, ту молитву, которую он шептал ребенком восьми лет в убогости и одиночестве севера:

«О мой Бог, прости мне мои грехи и вину, избави меня от ночи и от тьмы ночи, дай мне силу против страха и предохрани меня от зла, чтобы дожил до ближайшего утра. Аминь.»

Затем высокие волны обрушились, накрыли его, а прибой бушевал в его голове, и Хейвор потерялся в океанской пене.

Дорога. Он был на дороге.

По обеим сторонам лежал снег, мертвенно-белый, но дорога была белее. Царила темнота, но утро было не за горами, так как на краю неба виднелась светлая краснота.

Он мчался, не на своем гнедом, а на создании из ночи и снега, черном, как уголь, с бело-лунной гривой и хвостом, с кожей, которая ощущалась гладкой и холодной, как полированный камень.

Над дорогой бежали облака, которые обвивались вокруг ног лошади, распадались и снова бежали дальше, черные облака, которые мчали вперед независимо от ветра.

Лошадь достигла возвышенности, и наверху, на гребне, его ждал траурный экипаж.

Черные знамена. Три черных коня с белыми гривами стояли совершенно тихо и смотрели на него. Они были впряжены в черный катафалк, очертания которого вырисовывались на фоне небесного багрянца. Над ним был натянут черный шелковый балдахин с золотом, а с четырех углов поднимались медные факельные держаки, из которых извивались зеленые языки пламени. На краю балдахина беззвучно восседал ворон.

Двое мужчин и женщина стояли рядом с лошадьми. Мужчины были закутаны в черное, с черными капюшонами, а на узких пальцах перчаток блестели топазы и диаманты, но в глазных отверстиях капюшонов не было ни блеска, там таились только тени.