Эрикссон на всякий случай снова держал курс на юг.

Палатка

В юности бабушка Софии была вожатой скаутов, и, конечно, только благодаря ей многие маленькие девочки вступали тогда в скаутские отряды. До сих пор они не могли забыть те веселые времена и часто писали бабушке, вспоминая какой-нибудь случай или куплет из песни, которую они пели, сидя у лагерного костра. Бабушка говорила, что нечего ворошить прошлое, и называла этих пожилых девочек сентиментальными дурочками, хотя и относилась к ним хорошо. К тому же она считала, что движение скаутов было чересчур массовым и не учитывало индивидуальности, а потом и вовсе забыла об этом думать. Времена переменились, и дети ее уже не становились скаутами, это вышло из моды.

Однажды летом папа Софии принес палатку и поставил ее на поляне, в ущелье, чтобы укрываться в ней, если приедет много гостей. Палатка была такая маленькая, что приходилось заползать в нее на четвереньках. Если лечь рядом, там можно поместиться вдвоем. Но света в ней не было.

— Это что, палатка скаутов? — спросила София. Бабушка фыркнула.

— Мы шили себе палатки сами, — ответила она и стала вспоминать, как выглядели их палатки — большие, устойчивые, серо-коричневого цвета. А это — так, игрушка, ярко-желтая игрушка на случай, если нагрянут гости.

— Так, значит, это не скаутская палатка? — разочарованно спросила София.

Тогда бабушка сказала, что, может быть, и скаутская, но на современный лад. Они заползли в палатку и легли рядом.

— Не спи, — сказала София. — Я хочу, чтобы ты рассказала, как ты была скаутом и что вы делали.

Когда-то давно эта просьба обрадовала бы бабушку, но в ту пору это никого не интересовало, а теперь у нее не было ни малейшей охоты вспоминать.

— У нас были костры, — коротко сказала она и вдруг ощутила прилив меланхолии.

— А дальше?

— Костер складывали «колодцем», такой долго горит. А мы сидели вокруг и мерзли. И ели суп.

Странно, подумала бабушка, не могу дальше рассказывать, слов подходящих как-то нет, или, может быть, дело в том, что я недостаточно стараюсь. Это было так давно. Быльем поросло. Но если не я, то кто же расскажет об этом, так это все и канет.

Она села и сказала:

— Ночевки мне плохо запомнились. Тебе надо как-нибудь самой попробовать заночевать в палатке.

София взяла с собой в палатку пижаму. На закате она закрыла дверь детской и пожелала всем спокойной ночи. Совершенно одна девочка отправилась в ущелье, показавшееся в этот вечер далеким, забытым Богом, людьми и скаутами местом, просто пустыня, а впереди была ночь. София расстегнула молнию палатки, залезла внутрь и легла, натянув одеяло до подбородка. Закатные лучи проникали сквозь желтую ткань, от этого в палатке стало уютней. Никого не было ни внутри, ни снаружи. София лежала одна-одинешенька, словно в коконе, посреди света и тишины. А когда солнце опустилось еще ниже и палатка окрасилась в пурпурный цвет, София заснула.

Ночи уже стали длиннее, и, когда София проснулась, кругом стояла кромешная тьма. Какая-то птица пролетела над поляной, прокричав сначала где-то рядом, а потом вдалеке. В ночной тишине был слышен плеск волн. Вдруг на пустой поляне, точно от чьих-то шагов, заскрипел гравий. Палатка будто растворилась в ночи, и Софии казалось, что она спит прямо на земле. Закричали какие-то другие птицы, чернота кишела незнакомыми шорохами и звуками, которые невозможно было определить.