Все темное было светлым. Ее волосы. Ее платье. Ее глаза. Ее губы. Ему не терпелось увидеть проявленный снимок. Как только негатив просохнет, он сделает оттиск.
— Сохраним его, — сказал Нэш вслух. — Когда-нибудь пригодится.
Три дня спустя Нэш сидел перед экраном компьютера, задрав ноги на стол, балансируя клавиатурой у себя на коленях, и вводил в базу данных информацию о Саре Айви, которую Мейсон диктовал ему по телефону. Разговор шел вот уже несколько минут, и до сих пор частный детектив не сообщил ему ничего интересного. Неужели у этой женщины вообще нет никакой жизни? А может, у Мейсона притупился нюх?
— Раньше носила восьмой размер, теперь носит четвертый.
— И что, черт побери, это должно означать? — спросил Нэш, решив, что заносить эти данные в компьютер не стоит. Он печатал двумя пальцами, отыскивая каждую букву, и решил не тратить силы попусту.
— Ты просил разузнать все, что можно, о Саре Айви. Вот я и говорю то, что удалось нарыть.
— Ладно, ладно. — Нэшу не хотелось ссориться с одним из своих лучших информаторов.
— Раньше она покупала в огромных количествах шоколадное мороженое. Теперь отдает предпочтение крепким спиртным напиткам.
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — простонал Нэш.
— Берет фильмы напрокат. Всякое старье. Мюзиклы и все такое прочее. По-моему, нет ничего на свете хуже старых мюзиклов.
Нэш засмеялся и сказал, что он того же мнения.
— Что еще у тебя есть?
— День рождения девятого января. Ей тридцать два года.
— Все это фуфло. Ты мне ничего существенного не сказал.
— Дай же мне договорить! У нее в зубах четыре пломбы. Покупки делает в основном по каталогам. Нэш испустил нетерпеливый вздох.
— В восемьдесят шестом году у нее был выкидыш.
Нэш выпрямился на стуле.
— Ну, это уже кое-что. — Зажав трубку между ухом и плечом, он начал печатать.
— После этого она несколько раз обращалась к врачу, и ей до сих пор выписывают сильнодействующие транквилизаторы и обезболивающие.
Руки Нэша замерли над клавиатурой.
— И что дальше?
— Похоже, у нее прямо-таки склонность ко всяким падениям и травмам. Несколько лет назад сломала руку. Потом было сотрясение мозга.
Нэш это напечатал.
— Она выросла на маленькой ферме в Висконсине. Всего двести акров . Можно сказать, негде присесть пописать.
— Ну, это отчасти объясняет, чем ее так привлек Донован Айви, — заметил Нэш, занося данные в компьютер.
— Все связи с семьей оборваны.
— Теперь она стала важной птицей, что ей какие-то фермеры, — проворчал Нэш, вспомнив, с какой легкостью она повернулась к нему спиной в отеле “Ренессанс”.
— Может быть. — Мейсон помолчал. — Никаких друзей. Никого.
— Что еще?
— Это все.
— Все?
— Извини, но больше ничего наскрести не удалось.
— Ты же частный сыщик!
— А это значит, что в отличие от тебя я ничего не придумываю. А теперь как насчет приличных билетов на “Черных ястребов”?
— Ты не заслуживаешь никаких билетов! — возмутился Нэш.
— А ты не заслуживаешь такого друга, как я! — заорал Мейсон. — Вспомни, кто дал тебе наводку на самозваного проповедника, который выкачивал деньги из старушек? А как насчет бомбы, заложенной на мосту?
— Ты разбиваешь мне сердце.
— Ты бы его сначала заимел!
— Пошел к черту! — огрызнулся Нэш. |