— Ты неблагодарная сука, — негромко проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Ты была пустым местом, когда я тебя встретил. Я дал тебе все. Все!

Он опять дернул ее за волосы, и на глазах у нее выступили слезы.

Ничего, скоро она образумится. Так всегда бывало. В конце концов, она всегда ему повиновалась.

— Я ухожу, — повторила Сара в третий раз, словно пытаясь убедить саму себя, что так оно и будет.

Черт бы ее побрал! Она сама его на это толкает. Разве она не видит, что сама во всем виновата? Разве она не знает, сколько раз ему приходилось сдерживать себя? Сколько раз он щадил ее, хотя у него руки чесались переломать ей все кости?

Донован пристально вглядывался в ее серые глаза, и тут до его сознания постепенно стало доходить, что его пальцы, вцепившиеся ей в волосы, нащупали какие-то крупинки. Что это?

Песок?

У нее в волосах. У нее на шее. Песок.

Она купалась вовсе не в бассейне. Она была на берегу. С Расселлом Крэем. Да, она трахалась с Крэем на берегу озера.

Донован обезумел от ревности. Перед глазами у него поплыл красный туман, мускулы вздулись, на побагровевшей шее выступили жилы.

— Ах ты сука! — заорал он. — Подлая, неблагодарная сука!

Он ударил ее. Сара упала, ударилась головой о дверь, но тотчас же вскочила на ноги и бросилась вон из комнаты.

Весь мир для Донована превратился в извержение вулкана бешеной злобы. Он кинулся за ней следом, вытянув перед собой руки со скрюченными пальцами. Он слышал ее шаги на лестнице и мчался следом, не чуя под собой ступеней. Сквозь красный туман, застилавший глаза, он различил ее фигуру на первом этаже. В руке у нее был телефон.

— На помощь! Помогите! Помогите мне!

Донован вырвал телефонную трубку у нее из рук и с размаху опустил ее на рычаг. Потом он ударил Сару.

— Ты меня не бросишь! Ты никогда от меня не уйдешь! — Он совсем потерял голову, но ему было все равно. Он осатанел, и ему это нравилось. — Признай это! Скажи, что ты никогда от меня не уйдешь! — Донован еще раз ударил ее. — Скажи!

У нее пошла носом кровь. Кровь заливала ее белое платье.

— Видишь, что ты наделала! До чего ты меня довела! Скажи, что не уйдешь от меня! — Он снова ударил ее. — Говори!

Сара упала на пол. Из ее рта вырвался какой-то звук — приглушенный, неясный звук. Жалобный, похожий на собачий скулеж. Да, вот так же скулил когда-то его пес.

Донован пнул ее ногой.

— Говори!

— Уйду… — прошептала она, свернувшись калачиком на полу. Разметавшиеся волосы упали ей на лицо. — Никогда… не уйду… от тебя.

Руки и ноги у него тряслись. Донован бросился на колени, обнял ее, привлек к себе, сжимая изо всех сил.

— Моя Сара! Моя маленькая Сара! — Он провел пятерней по ее волосам, как гребнем. На этот раз рука стала липкой. — Ты ведь любишь меня. Ты так меня любишь! Ты слышишь меня, Сара? Сара?

* * *

В свете красной лампочки Нэш всматривался в кювету с проявителем. Он бережно покачал кювету, стараясь не расплескать раствор, и, как зачарованный, уставился на медленно возникающее изображение Сары Айви.

Заснуть он не смог. Как только ему удалось натянуть на себя джинсы — нелегкий подвиг для человека в мокрых трусах, — он отправился прямиком в редакцию “Дырявой луны”, чтобы проявить пленку.

Как ему удалось справиться с камерой, Нэш и сам не знал — он ведь был в трансе. Снимок вышел бесподобный. Точная фокусировка. Глубина изображения как раз такая, как нужно. А сама Сара Айви…

Камера выявила то, чего не заметили его глаза и затуманенный мозг.