Прошло девять дней с того рокового вечера, когда она выставила себя круглой дурой у него в кабинете, и с каждым проходящим днем воспоминание о той нелепой сцене становилось все более унизительным. Ей хотелось стереть этот вечер из своей памяти, но он засел в голове как гвоздь, и пережитое унижение со временем принимало все более грандиозные размеры.

Сара молча смотрела, как Нэш снимает свою вязаную шапочку, проводит обеими руками по длинным, спутавшимся волосам, убирая их с лица, и вновь водружает шапочку на голову. Опустив взгляд, она заметила, что свои обычные кроссовки он сменил на ботинки.

Нэш улыбнулся ей скуповатой улыбкой — только уголками рта.

— Привет.

— Привет.

Фамильярное приветствие. Во всей этой встрече чувствовалась неловкость, возникающая между людьми, связанными неким интимным секретом. Чужие друг другу, они тем не менее лежали в одной постели, соприкасались обнаженными телами.

— Подвезти вас до дому? — тихо спросил Нэш. “Не искушай меня. Бога ради, не искушай меня”, — мысленно взмолилась Сара.

— Я не могу.

— Это ваш вечный ответ на все вопросы? “Я не могу”?

“Почти что вечный”, — призналась себе Сара с знакомым чувством самоуничижения. Она опустила взгляд на свои руки.

— Я не могу.

Голос у нее был мертвый.

Нэш подошел ближе — так близко, что она ощутила холод, исходящий от его промерзшей на ветру куртки. Он заглянул ей в глаза, и она почувствовала, что ее решимость слабеет.

Он взял ее стиснутые в кулачки руки в свои, загрубевшими пальцами потер побелевшие от напряжения костяшки, заставил их разжаться. Зачем он пришел? Она ведь уже недвусмысленно продемонстрировала, что не может дать ему то, чего он от нее добивается.

— Идемте, — прошептал он, и даже этот шепот показался ей волнующим.

Где-то глубоко у нее внутри затрепетала жизнь.

— Я не могу, — повторила Сара, но на этот раз слова ничего не значили.

— На улице холодно, — терпеливо объяснил Нэш. — Я был тут по соседству и подумал, что вам не захочется дожидаться такси.

Он оглянулся через плечо на зимний город за стеклянной дверью, буквально излучавший холод.

Сару страшила новая встреча с ним. И вот он здесь, ведет себя так, будто ничего не случилось, упрощает ситуацию, чтобы она не смущалась.

* * *

Нэш дождался, пока она закроет магазин. Он ходил за ней как тень, спрашивая, нельзя ли ей чем-нибудь помочь. Нэш Одюбон. Мужчина, целовавший ее так, как никто раньше не целовал. С нежностью и горячностью, рождавшей ответную нежность. Нет-нет, скорее всего, она ошиблась. На самом деле не было никакой нежности. Да и горячности, пожалуй, не было.

Сара вытащила ящичек с наличностью из кассового аппарата, заперла его в старомодном сейфе в задней комнате, уменьшила до минимума отопление, выключила свет и направилась к парадной двери, где ее дожидался Нэш.

Он помог ей надеть пальто, поправил теплый меховой воротник у нее на шее.

— А перчатки? — спросил он.

— Я их забыла.

Перчатки остались в магазине, но Сара была в таком смятении, что у нее не хватило сил вернуться за ними.

— А шляпа?

Она покачала головой. Шляпа тоже осталась в магазине.

Нэш стащил с головы вязаную шапочку.

— Семьдесят процентов тепла человеческого тела утекает через голову, — авторитетно заявил он, нахлобучив шапочку ей на голову.

Сара вытащила из кармана ключи, чтобы запереть двери. Он попытался отобрать у нее ключ, но она отдернула руку.