– Ну, здравствуй, Алексей Дымов! – и протянул руку для рукопожатия.

    «Мда, а быстро мужик соображает! Быстро просёк, что немецкая форма – для маскировки. Хотя, может я и ошибаюсь».

    – И тебе не хворать, Филипп! – ответил Дымов, пожимая протянутую руку.

    – А друзей-товарищей своих не представишь, а Алексей? А то мне как-то неудобно – гости пришли, а как звать-величать, я и не знаю… – что удивительно, но и в речи Неущенко акцент был малозаметен.

    – Это това…

    – Мы сами представимся, – перебил его Бродяга.

    – Я – капитан Заславский, а это, – и он показал на меня – майор Таривердиев.

    «Вот что значит опыт!» – подумал я – «Шура и «шпалы» мои срисовал и псевдонимы мгновенно придумал!»

    – Прошу товарищей командиров к столу, – церемонно произнёс староста. И, садясь вместе с нами за стол, спросил у Дымова: – А ты, Алексей, сержант или уже нет?

    – Сержант, сержант. – Успокоил хозяина Бродяга. И продолжил: – Мы к вам, Филипп Христофорович, вот по какому делу… Хотим обменять кой-какие товары на продовольствие.

    – Да я уж понял, чай, грамотный. Одного не могу понять, товарищ капитан, а почему вы ко мне обратились.

    Но старого опытного чекиста на мякине не проведёшь! Шура пристально посмотрел в глаза Христофорычу и медленно и веско произнёс:

    – Вы, наверное, пароля ждёте? Так не будет пароля, не успели его нам сообщить.

    «Оп-па! Выходит Бродяга его уже «прокачал», и понял, что Неущенко специально оставлен в тылу у немцев!» – это единственное, что я смог понять из всей этой сцены. Правда, многое в поведении Христофорыча весьма удачно укладывалось в эту версию: и скорость, с которой он сориентировался в обстановке, и то, что он не забыл снять «маячок» при появлении в деревне немцев, и его спокойствие в общении с нами.

    – Ну, значит, вы меня не знаете, и я вас не знаю. – Спокойно ответил хозяин.

    – Филипп Христофорыч, да ты что! – вскочил с лавки Зельц. – Мы же свои!

    – Сержант, остыньте! – не сказал, а именно приказал Бродяга.

    Зельц осел, как будто он был надувной игрушкой, и из него выпустили воздух.

    – Жаль, очень жаль… – тихо произнёс Шура. – Ну что ж, значит не судьба… Кстати, Филипп Христофорыч, вы поляну в лесочке этом знаете?

    – Как не знать… А что такое?

    – На её юго-восточном краю, метрах в трёх от сосны, вершина которой раздваивается, вы, если вдруг понадобится, найдёте двадцать карабинов с БэКа.

    – Да зачем они мне, товарищ капитан. Я – человек мирный. – Ответил староста.

    Мне показалось, или эти двое играли в какую-то непонятную мне словесную игру, вроде буриме?

    – Ну что же, товарищи, я думаю, нам пора. – Сказал Бродяга, вылезая из-за стола.

    – Что же, вы даже не повечеряете? – спросил Неущенко.

    – Некогда нам. Дела. Сами понимать должны…

    – Да я понимаю. Но, когда мы уже стояли в дверях, но обронил, как бы невзначай:

    – А что на обмен-то привезли?

    Бродяга ответил, так, как будто он не общался с подпольщиком в тылу врага, а разговаривал с соседом по даче:

    – Керосину литров пять, колёс тележных три пары, брезенту немного, котелков штук тридцать.