Ганс Мюллер развел руками.

— Если это единственное, что вас останавливает, — благодушно сказал он тонким голосом, — то эти препятствия легко устранимы. С вашими работодателями решу все вопросы я, господин Пфейфер от них не узнает ничего, что могло бы опорочить вас. А что касается дороги, то деньги на нее вашим дядюшкой выделены в достаточном количестве, нуждаться в дороге не придется, это я вам могу гарантировать. Но перспективы! Вам нужно думать о перспективах, молодой человек. А они, я вас уверяю, радужны и прекрасны!

Если бы этот человек знал, сколько раз перед Бертраном Гюльзенхирном открывались эти самые радужные и прекрасные перспективы! И каждый раз мир жестоко обманывал его.

Бертран вздохнул.

— Вы словно демон-искуситель, — сказал он. — Появляетесь, словно черт из табакерки, обещаете невозможное… Выпить хотите? — и, видя, что посетитель откровенно замялся, торопливо добавил: — За счет заведения.

Мюллер пил шнапс как горькое лекарство. Да и неудивительно, шнапс этот был гадким, по утрам от него голова разламывалась, видимо, сивушных масел в нем оставалось слишком много.

— Подумать дадите? — спросил Бертран.

— Молодой человек, — сдавленно сказал Мюллер. — Да что думать? Решайтесь, это ваш шанс на выигрыш. О, майн гот, что вы мне налили? Я едва не задохнулся! Еще немного и вы потеряли бы своего благодетеля, господин Гюльзенхирн. Ваш адрес в Ис… Германии знаю только я, и только я в Германии знаю, как добраться до поместья вашего дяди. Ну, что? Будем заказывать билеты, господин Гюльзенхирн?

— Не знаю, не знаю, — продолжал сомневаться Бертран, машинально натирая до блеска бокал. — Так вы говорите, дядя богат?

Мюллер снова изогнул в улыбке тонкие бескровные губы. Так могла бы улыбаться пиявка.

— Богат? Что бы вы сказали о человеке, вздумавшем посчитать песчинки на пляже? По сравнению с вашим дядей, сам Крез покажется нищим!

— И все-таки я подумаю, — сказал Бертран.

Да о чем было думать! Уже к полуночи он понял, что должен ехать. Дяде Зигфриду по его подсчетам было пятьдесят девять лет. В таком возрасте возможны любые неожиданности, тем более что молодые и зрелые свои годы дядя провел отнюдь не в безмятежном спокойствии. Бертран не знал, какое ранение было у дяди Зигфрида, но полагал, что ранение это было тяжелым — не зря же его с фронта отправляли на излечение в Германию. Да и возраст у него был уже не малый. По молодости собственных лет Бертран полагал дядюшку глубоким стариком. Кончина дяди без оставления наследства Бертрану казалась последнему глубочайшим несчастьем. Ближе к утру Бертран окончательно убедил себя, что появление посланника дяди в тяжелое для него время есть знак благосклонности к нему Судьбы. Разумеется, судьба благоволила Бертрану Гюльзенхирну, сейчас она показывала, что не намерена оставить его своими милостями и богатство придет к нему не в конце жизни, а гораздо раньше, дав ему возможность в полной мере насладиться прелестями жизни.

Утром он торопился. Господин Мюллер обещал прийти за ответом с утра, и невежливо было бы мучить старого человека ожиданием.

Уже выходя на улицу, Бертран столкнулся в дверях с соседкой. Двадцатилетняя девица по имени Лора Грабенштерн нравилась молодому человеку. Она была довольно мила и отличалась завидной строгостью поведения, к тому же имела прекрасную работу в филиале конторы Ллойда, солидного заведения, которому никогда не угрожало закрытие. Жаль, что сама Лора Грабенштерн не обращала на Бертрана ни малейшего внимания.

Они поздоровались.

— А вы знаете, Лора, — неожиданно для себя сказал молодой человек. — Я уезжаю в скором времени в Аргентину.

— Нашли себе работу? — с вежливым равнодушием поинтересовалась девушка.