Изменить размер шрифта - +
Повернулась к нему.

— Расскажи, а?

— Что рассказать?

Виталик неуверенно переступал с ноги на ногу. Он хоть и торопился, но сырники любил. И от Ирки уходить не хотелось. Особенно, когда она такая вот: со сна, растрепанная, в коротких беленьких шортиках, тесной маечке с кружевом, с блестящими от азарта глазищами. Смотрел бы и смотрел, глаз не отводил.

— Что рассказать? — переспросил он, решив, что пятнадцать минут ничего не решат. Он и сырников поест, и с Иркой поболтает.

— Все! — Она снова прыгнула на стул, подобрав под себя ноги. — Что за история с пропавшим четырнадцать лет назад мальчишкой? При чем тут Ильин?

— Ты знаешь Ильина?

— Ильина-младшего? Да, знаю. А кто его не знает?

— Откуда? — удивился он.

— Так его физиономия в нашем районе со всех предвыборных плакатов на нас таращится. Ты чего, Виталик? — Ее глаза широко открылись. — Он рвется во власть, подталкиваемый своим влиятельным тестем. СМИ утверждают, что шансы его велики. Но его оппонент тоже очень серьезный мужик. И по слухам, там ведется какая-то очень серьезная возня. Серьезная! Грязная! Это так…

— Что?

— Это так интересно! Расскажи, а?

— Давай вечером, Ириш. Сейчас не до этого. Сырники не сгорят?

Она спохватилась, засуетилась. Стремительно накрыла на стол. Поставила кофейник на плиту. Они быстро смели с десяток сырников, запивая их горячим черным кофе. К теме Ильина больше не возвращались. Ириша была умницей. Сказано до вечера, значит, до вечера.

К Скомороховой Анне Ивановне он опоздал. И не на пятнадцать минут, как предполагал, а почти на час. И дома ее не застал. Сколько он ни звонил, дверь она не открыла.

— Так вы кто ей? — подозрительно прищурилась женщина из соседней квартиры.

— Ей — никто. Я дознаватель. Из полиции. — Виталик достал удостоверение, показал. — Мы условились о встрече. Я немного опоздал.

— Немного? — фыркнула женщина. — Так вы час назад должны были приехать. Она говорила мне.

— Задержался.

— Пока вы задерживались, с ней случилось происшествие, — сердито отозвалась женщина, втыкая кулаки в бока. — И Аннушку увезли в больницу.

— Происшествие? Какое происшествие? Какая больница?! — Съеденные сырники вздулись огромным комом в желудке. Его замутило. — Объясните толком, что произошло?!

— Аннушка пошла на улицу. Вас встречать. Говорит, дома дышать нечем. Посижу на лавочке, подожду старшего лейтенанта Князева. Не прошло и десяти минут, как на лестничной клетке раздался крик. И Аннушка вверх по лестнице, голубушка, поднимается, за голову держится. Лицо в крови. Говорит, хулиганы напали, сумку украли, по лицу ударили. Я говорю, давай полицию вызовем. Нет, говорит, не надо. Лучше «Скорую». Я вызвала, как она велела. И словом не обмолвилась о том, что было. Упала и упала сама. Оступилась. Да я и не видела, если честно, что там случилось-то, на улице.

Взгляд, которым соседка наградила дверь соседней квартиры, Виталику не понравился. И ее поджатые губы тоже.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, мне то что! — Она начала отступать в квартиру, пытаясь прикрыть входную дверь. — Ударили, упала, я не видела ничего.

— Сомневаетесь… Сомневаетесь почему? — Он попридержал дверь.

— Да потому! Что после исчезновения сына она совсем свихнулась. Иногда такое несла, прости господи! Все, некогда мне. У меня варенье на плите. В семнадцатую больницу ее отвезли.

Быстрый переход