— Доброта тебя погубит. Помяни моё слово — доброта.

— Ох, тётя Матрёна! — воскликнула леди Рханэ. — Леди Каро, можно вашу руку?

Я испуганно глянула на Норта, Норт разрешающе кивнул, очень осторожно я протянула ладонь леди Рханэ, а она взяла, потянула, заставив чуть нагнуться, и вручила мою ладошку домовой. Та замерла на миг, потом осторожно, словно касалась чего-то невероятно опасного, прикоснулась к раскрытой ладони одним толстеньким пальцем. Резко отдёрнула. После тронула уже увереннее. Сжала одной рукой, потом и второй… потом как-то растерянно опустила. Я выпрямилась, чувствуя себя как-то странно.

Как оказалось, домовая почувствовала себя так же. Вдруг как-то сгорбилась, и не глядя на меня, пробормотала:

— Да как же так… Это всё кольца оказались…

Я сглотнула, Норт и остальные заинтересованно на меня поглядели, леди Рханэ, улыбнувшись, заметила:

— На леди Каро всего одно кольцо, тётя Матрёна.

— Да если бы, — задумчиво отозвалась домовая. — Два кольца на ней. И виноватая она без вины.

У Норта после слов про два кольца взгляд стал какой-то подозрительный, но он ничего не сказал, только снова взял меня за руку. Ташши тоже крайне заинтересованно посмотрел, Ярослава же, как и леди Рханэ с интересом смотрели на домовую, словно ожидали продолжения.

И тут принц заинтересованно спросил:

— Так, а что за второе кольцо?

Пожав плечами, какая-то вконец расстроившаяся домовая ответила, словно отмахнувшись:

— Кольцо-то? Дык обручальное.

Лицо у Норта стало каменное. Остальные просто заинтригованы были донельзя.

— А почему его не видно? — спросила Ярослава.

— Не видно-то? Дык не подтверждён брак-то, да и невеста против, а коли её согласие было бы, али слияние телесное, тогда и видимым стало бы.

Вот так в одночасье, совершенно легко и напрягаясь домовая взяла и раскрыла все карты. Гобби, к слову, поняв, что тут крайне опасная для всех тайн обстановка, предусмотрительно держался подальше. Умный Гобби, не то, что я. И тут ещё и Танаэш взял и спросил:

— А про без вины виноватая, это вы, тётя Матрёна, к чему?

И тут домовая выдала!

— Дык любят её четверо, и все истинной чистой любовью, от которой с помощью артефактов отворотных и не избавишься. Да что там четверо, — тётя Матрёна вдруг хмуро на Его Высочество взглянула, — сам-то Ярусика нежно обнимаешь, а на сокровище Некроса заглядываешься. А она без вины виноватая, ничьих чувств не искала, улыбкой не одаривала, взглядом не обжигала, любить-то боится, от того что все, к кому прикипала душой, все дорогой мёртвых ушли.

И тут кто-то сказал:

— А ещё смерть за мной ходит, то обгоняя, то снова на пятки наступая и требуя подвинуться, чтобы сподручнее было меня обгонять.

Сказала я, да, и между прочим язвительно, и мне ни капли за это стыдно не было. Домовая тут же умолкла, глядя на меня удивлённо-вопросительно, остальные попросту стояли молча. Я же, вероятно, просто разозлилась, а потому и добавила:

— А ларчик с четырьмя влюблёнными чистой истинной любовью открывается просто, первый — это Гобби, вторая Салли, третий Пауль, четвертый…

— Я, — вставил Норт, улыбнувшись. — Но ты знаешь, я бы очень благодарен, если бы в списке без памяти в тебя влюбленных, я был бы на первом месте.

— Прости, но будем откровенны — ты был четвёртым.

— Я полюбил тебя с первого взгляда! — откровенно посмеиваясь, воскликнул Дастел.

— Будем ещё более откровенны — ты меня чуть не прибил с первого взгляда, — напомнила я, тоже улыбаясь.