На дне моего сознания, безжалостно гнавшего меня вперед, все время, пока я брел без передышки, копошилась мысль о том, сколь огромно тело великана Разрушителя, сколь необъятна территория, где погребено его расчлененное тело. Путь был проложен в моей горевшей огнем голове, точно прочерчен в лесу лучом лазера. Продираясь меж деревьев, кустов и камней, я непрестанно думал о том, что, даже если на моем пути встанет голая скользкая скала, я все равно не поверну назад. Я боялся, что малейшее отступление приведет к катастрофическому провалу порученного мне дела – собрать погребенные в лесу куски тела Разрушителя и возродить его. И когда, решив однажды сойти с той дороги, которая, как мне казалось, ведет в тупик, поскользнулся на шатком камне и кубарем скатился вниз, я понял, что это какая-то неведомая сила, перед которой я немощен, помогла мне исправить ошибку. Я стонал от боли, а мое сердце гнало меня вперед. Деревья, деревья, снова деревья, кустарник, камни... Маршрут моего движения среди них указывали мне появлявшиеся одна за другой прозрачные, сотканные из света капсулы, возникавшие в густой растительности древнего девственного леса. Вступая в эти капсулы, я думал: даже сто лет блуждания по лесу не заставят меня почувствовать себя замурованным здесь навеки. И поэтому со спокойной душой вспоминал о детях, устроивших во время пятидесятидневной войны лабиринт, из которого они сами так и не смогли выбраться. Ощущение, испытанное мной, когда я, оказавшись в одной из таких капсул, огляделся вокруг, вызвало в памяти модель молекулы из стеклянных шаров в школьном кабинете естествознания. Если представить себя находящимся в центре, то все эти светлые капсулы, в великом множестве рассыпанные по бескрайнему густому лесу, тоже образуют некую стройную модель молекулы. В тот день у меня во рту не было ничего, кроме сока диких плодов и покрывавшей мох росы, но я шел и шел вперед, и в моем воспаленном мозгу беспрерывно звучал чей-то голос: «Иди, иди, иди не останавливаясь – только тогда ты пройдешь по всему мясу, по всем костям Разрушителя, разбросанным по лесу. Если остановишься хоть на мгновенье, возрожденный Разрушитель может остаться без мизинца или на подбородке у него окажется дыра. А если не будет голосовых связок, то вместо голоса из горла его вырвется одно лишь шипение...»

Подчиняясь этому властному велению, я не задумываясь следовал от одной капсулы к другой, будто двигался по цепочке стеклянных шаров. Если бы эта цепочка взметнулась ввысь, я бы так же стремительно двинулся вслед за ней в небо.

Тут я обнаружил, что светлые капсулы, тянувшиеся друг за другом цепочкой стеклянных шаров, были двух видов. Одни я спокойно проходил насквозь – это были как бы вехи на моем пути, а в другие мне ходу не было. У тех, вход в которые мне был заказан, передо мной вставали непреодолимые препятствия: дуплистые стволы огромных деревьев, толстенные лианы, которые долгие годы щедро поливал дождь и овевали ветры. Когда наступили ранние лесные сумерки, внутри одной из таких капсул, напоминающих стеклянный шар за частоколом деревьев, меня посетило видение. Продолжая быстро двигаться вперед, я прошел мимо, лишь взглянув краешком глаза. Первой привиделась мне запряженная в велосипед собака Живодера, убитого во время пятидесятидневной войны. Рыжий пес, с которого содрали шкуру, когда заготовляли шерсть для армии, с недовольной физиономией – такое выражение часто бывает у пожилых людей – за красные постромки тащил велосипед с одним передним колесом. У велосипеда отсутствовало не только заднее колесо, но и руль, и седло, и потому упряжка легко двигалась через лес, не цепляясь за деревья и не застревая в нагромождениях камней.