Я подозреваю, то, что Джеймс спустя все эти годы жив и ему до сих пор не отрезали яйца, как минимум наполовину её заслуга.

Сейчас я практически вижу по её глазам, как в голове у неё вращаются шестерёнки.

Сми словно ожившая шахматная доска, а я очень люблю шахматы.

– Я спасла ребёнка, – подтверждает она.

– Чтобы наследие Питера Пэна и Дарлингов существовало и дальше?

– Чтобы сохранить статус-кво, – отвечает она. – И потому, что возвращение в мир смертных было для этого ребёнка самым безопасным вариантом. Я пообещала Венди, что спрячу еë дочь, и я это сделала. Но Питер Пэн всё же нашëл её. К сожалению, я недооценила его способности к поиску девушек Дарлинг.

– Но ты всё это время проверяла, как дела у Дарлингов, верно? – Это даже не вопрос.

– Я делала всё, что могла.

Я киваю и раскалываю ещё один арахис.

– Я бы ему не говорил.

– Почему?

– Потому что он рассердится на тебя, а потом отправится за ней, и тогда мне придётся его убить.

Я отправляю в рот орех, размалываю зубами и подмигиваю Сми.

Она хмуро смотрит на меня.

Думаю, если бы она могла, меня бы она заколола следующим.

Глава 27

Крюк

Не так уж трудно догадаться, где Черри.

Я нахожу сестру в её старой комнате – она рассматривает картинки, развешанные на стенах. Она любила вырезать их из иллюстрированных сказок и книг по рукоделию.

– Ты оставил всё, как было, – озвучивает она, заметив меня в дверях.

– Конечно.

Она обходит комнату по кругу.

Когда я строил этот дом, я позволил ей выбрать, какую комнату она хочет. Она выбрала одну на первом этаже, подальше от пиратов, их пьянок и буйства. Я был только рад её решению.

Я не собирался брать её с собой в это путешествие. В судьбоносное путешествие, в котором мы свернули не туда и очутились на островах.

Я собирался плыть на Карибы.

Но так и не доплыл.

Когда я обнаружил Черри, прячущуюся в трюме корабля, у меня возникла мысль развернуться и отвезти её домой. Но потом я вспомнил, почему я сам оставил дом, почему так отчаянно хотел сбежать.

Я не мог оставить её одну с нашим отцом.

Черри садится на свою кровать, и вверх поднимается облако пыли. Сестра разгоняет его руками. Солнце ещё не взошло, поэтому на стене виден лишь янтарный отсвет лампы.

Я присаживаюсь рядом с Черри и пытаюсь отыскать среди своих безбрежной вины и стыда слова извинения, которые не будут звучать, как будто я оправдываюсь.

Она прислоняется головой к моему плечу, и у меня щиплет в носу.

Я беру её за руку.

– Почему мы продолжаем любить тех, кто нас ненавидит, Джез? – спрашивает она.

Я думаю, она имеет в виду Вейна, но мы оба слышим неназванное имя – коммандер Уильям Г. Крюк. Наш отец.

В юности я ненавидел его и в равной мере жаждал его признания. До сих пор в случае любого провала я часто слышу у себя в голове его осуждающий голос, говорящий, что я облажался.

Черри не видела от нашего отца худшего, но и лучшего ей тоже не доставалось.

– Не знаю, – отвечаю я и сжимаю её руку. – У нас, похоже, какая-то нездоровая жажда наказания.

Однажды ночью, в конце ноября, очень давно, наш отец застал меня в конюшне с одним из слуг.

– Ты позор семьи! – кричал он, хлестая меня ремнём. – Позор всему дому!

В ту ночь он избивал меня ногами до трещин в рëбрах.

Я до сих пор помню Черри, съёжившуюся под столом.

Бедняжка морщилась и вздрагивала от звука ударов.

Она не должна была становиться свидетельницей насилия ни за что, но тем не менее встречается с ним снова и снова.