Когда брат Михаил ушел, настоятель пояснил:

Ключи от колокольни — только у меня и у нашего звонаря, брата Иеремии.

Кстати, спрячь‑ка пока все эти радиоштуки, чтобы его предательский глаз не

увидел прежде времени. Да–а-а, чувствовал я что‑то недоброе в его глазах…

Когда брат Иеремия — плотного сложения малый лет тридцати, с бегающими глазками — пришел, отец настоятель спокойно приказал:

Поднимись‑ка, брат Иеремия, на раскат да посмотри, не едет ли кто к нам с юга.

Брат Иеремия, нервно подергивая плечами, поднялся по деревянной лестнице, поднял квадратный деревянный люк и оказался на крыше колокольни. Отец настоятель с неожиданной для его возраста резвостью вскарабкался по лестнице, захлопнул люк и задвинул засов.

Брат Иеремия забарабанил в люк:

Отец мой, в чем дело? Или я провинился в чем?

Ты о том сам подумай, — предложил брату Иеремии отец настоятелью. — А мы

с посланцем должны идти трапезничать.

Обратившись к Рокотову, отец настоятель поинтересовался, нисколько не обращая внимания на отчаянные мольбы брата Иеремии:

Ведь не откажешься же ты разделить с нами трапезу нашу скудную?

А как же он? — Рокотов ткнул пальцем вверх. — Там ведь скользко, да и места

мало…

Забудь о нем, — посоветовал отец настоятель. — День посидит, помучается да

помолится. А ночью будут дождь и ветер — Божьи судьи. Они и приговорят нечестивца, и приговор исполнят.

Поутру изуродованный при падении с большой высоты труп брата Иеремии был подобран монахами под колокольней и переброшен через стену. Не пропито и часа, как его утащили в лес неразборчивые в еде и вечно голодные северные волки.

Глава 15

ПЫТКИ И ПОПЫТКИ

Отбирая своих будущих соратников по прибытии в Багдад, Лайн посоветовался с полковником военной разведки Томасом Паппасом, командиром двести пятой бригады военной разведки и одновременно командующем пересыльной базой тюрьмы Абу–Грейб. И пересыльную базу и саму тюрьму охранял триста двадцатый батальон военной полиции, но с заключенными работали люди из военной разведки.

На первое инструктивное собрание Лайн пригласил отобранных им парней и девчонок из военной разведки, а также несколько особо рекомендованных ему командиром — подполковником Джерри Филлбаумом.

Всего перед Лайном сидело человек двадцать с небольшим, явно заинтригованных туманным сообщением о том, что им будет поручено некое спецзадание. В данной ситуации Роджер не видел смысла в долгих предисловиях и, не мешкая, взял быка за рога:

— Я, ребята, старый солдат и, поверьте, понюхал пороху, когда ваши родители еще под стол пешком ходили. Вам‑то, наверное, втолковали, что это за штука — политкорректность, а вот я со своими старыми мозгами до сих пор не разобрался и потому скажу вам прямо: ниггер есть ниггер, даже если он служит в армии США.

В аудитории раздались одобрительные смешки. Расчет Лайна оказался верен. Несмотря на то что добрая треть армии США состояла из темнокожих, а некоторые в них дослуживались и до высоких чинов, белые солдаты, особенно из южных штатов, традиционно презирали негров, считая их людьми второго сорта, и старались избегать общения с ними.

Расположив к себе аудиторию, Лайн продолжал:

А арабы? Те еще хуже ниггеров. Ниггер простодушен. Ему бы пива попить,

попеть да поплясать. Араб же хитер и коварен. Стоит тебе зазеваться, как тебе крышка. Поэтому с ними надо действовать по правилам, которым следуют ребята из секретного спецназа: «Хватай, кого надо, и делай, что хочешь».

Но ведь пленных пытать не положено! Есть какое‑то международное

соглашение, — раздался из задних рядов чей‑то неуверенный голос.

Те, с кем нам придется иметь дело, не пленные, а террористы, — строго заявил

Лайн, — так что сами понимаете… Необходимую информацию будем добывать всеми возможными и невозможными методами.