Вероятно, тому не терпелось избавиться от них за любую цену.
И когда Ангулес предложил за обе шашки сто тысяч, торги были прекращены.
Перед отъездом в Лондон он рассказал верной Людмиле, что так и будет, даже расписал детально, час за часом, как будет все происходить. Грегор не боялся утечки информации. Жена — единственный человек, которому он доверял полностью.
— Еще в 1923 году, в Париже, по заказу влиятельной эмигрантской организации, была изготовлена очень хорошая копия одной из шашек. Понадобилось это для того, чтобы продать ее некоему американскому миллионеру, а полученные деньги использовать для покупки оружия, предназначенного на борьбу с советской властью.
И что же из этого вышло? — Людмила сгорала от нетерпения.
Да ничего! — Ангулес довольно потер руки. — Миллионер, несмотря на то, что сам американец, оказался, по–русски говоря, не лыком шит. Он нанял сыщиков парижской полиции «Сюрте», и те мгновенно выявили обман, устроив паре русских эмигрантов допрос с пристрастием в подвале полицейского управления на улице Гобеленов.
А что шашка?
Исчезла, — бросил Грегор и тут же улыбнулся: — но я ее нашел. А дальше — вопрос техники. Полгода назад, через посредников, я пристроил ее лорду Беллфонту, у которого глаз давно замылился от неумеренного потребления шотландского виски, и он с трудом отличал кривой малайский крис от простой русской финки. Я мог бы ему продать кухонный нож под видом сарматского меча. Но я не настолько подл, хотя и антиквар по профессии.
— Так что же получается?
А получается так: антиквары, которые съедутся в Лондон со всего света, узнают, что существуют не две, а три шашки. Резонно задуматься: может, их не три, а скажем, шесть? Или девять? Поэтому никто и не рискнет приобретать в «Сотбис» кота в мешке.
Как Ангулес предсказывал, так и произошло. Вот почему ему удалось приобрести раритеты по такой, прямо скажем, невысокой цене.
Ангулес не остался в накладе. По договоренности с министерством культуры и Администрацией Президента величина его комиссионных прямо зависела от того, насколько низкой окажется стоимость приобретенных на аукционе предметов. Комиссионные оказались весьма и весьма приличными, хотя самого Ангулеса это мало волновало. Его занимала сейчас более важная тема.
Тема, которая может оказаться самой важной в его жизни, да и в жизни всей страны.
Несмотря на свое греческое происхождение, Ангулес считал своей родиной Россию и любил ее всем сердцем: ее долгую и трудную историю, людей, настрадавшихся за века рабства и унижений, культуру, равной которой по богатству и тонкости не найдется на всей земле.
— Уважаемые дамы и господа! Прошу вас застегнуть ремни безопасности!
Тяжелый самолет медленно заходил на посадку, позволив пассажирам полюбоваться огромным пространством нового аэропорта.
Грегор мысленно поблагодарил мэра Москвы Юрия Лужкова за то, что стараниями этого крепкого хозяйственника в знаменитой кепке ранее запущенное и простоватое Домодедово ныне стало прекрасным международным аэропортом — с красивым зданием пассажирского терминала, замечательными взлетно–посадочными полосами и бережно сохраненной лесополосой, зеленой каймой окружившей все это бетонное великолепие.
Ангулес был приятно удивлен, увидев в толпе ожидающих множество знакомых лиц. Его встречали министр культуры с бригадой помощников и заместителей, представитель Администрации Президента, шумная толпа журналистов, личный помощник–референт Ангулеса по имени Фима и еще группа людей с мрачными и тяжелыми лицами — охрана, выделенная правительством и мэрией Москвы для сопровождения ценного груза.
Грегор променял бы всю эту толпу на одного–единственного, самого дорогого для него человека — его обожаемую молодую жену Людмилу, но…
Несколько часов назад она позвонила ему по мобильному и слегка расстроила:
— Милый, дорогой мой! Мне так неприятно сообщать, что встретить тебя я не смогу. |